Царская немилость

Брехт за это время из подмоченных бочек всю селитру добыл. Дров извели порядочно, но теперь он имел больше двухсот килограммов чистейшей калийной селитры. Около килограмма извёл на ракету. Видел в интернете, как выглядят те ракеты на шестах, которыми англичане через восемь лет Копенгаген сожгут. Сделал одну, в качестве горючего материала обычный сахар использовав и немного пороха добавив. Ну, не «катюша». Хрень. Только и годна, чтобы деревянный дом подпалить. Мысль зато интересная пришла. Если слухам верить, то генералу Ермолову удалось усмирить горцев, вырубив зелёнку. А если зелёнку не вырубать, а поджечь ракетами. У него она метров пятьсот пролетела, но если добавить «горючего», то, наверное, и дальше запустить можно. Дистанционно можно выжечь леса в кавказских горах. Ладно, дожить надо.

Занимался с плутонгом Пётр Христианович, доводя себя и дезертиров до крайней степени усталости, ещё и по той причине, что нервничал. Начиная с десятого марта он с небольшим количеством ассигнаций отправлял во все городки Московской губернии своих конюхов Прохора и Тихона за картошкой, никто в промышленных масштабах её не культивировал, и продавали вообще редко. Проще оказалось объезжать управляющих крупных поместий, но и у них купить больше десяти вёдер не получалось. Сажали пока картофель, скорее, как диковинку, перед гостями пару раз французским овощем похвастать. В Москве чуть лучше дела обстояли, но на рынках там всю скупили за один раз и больше тоже никто не продавал. А пятнадцатого марта вернувшийся, снова в Москву посланный, Тихон и привёз весть. Государь император умер от апоплексического удара. Заступник народа, царство ему небесное. На престол же пришёл его старший сын Александр Первый. И Брехт стал ждать прямо чуть не завтра вызов в Петербург, даже сам без приглашения хотел поехать, но передумал. Одно дело, когда император за тобой посылает, и совсем другое, когда ты ему навязываешься. Подождём, твою мать, как Игорёк сказал. День прошёл, как год пустой… Два прошло. Неделя. Никто за ним вертолёта не присылает. Тогда Пётр Христианович запаниковал. А ну как эта пьянка у Зубовых что-то там, в поступи Истории, поменяла. Он тут планов громадьё нагромоздил. А его забудут в деревне. Придётся идти другим путём. Закон Ома раньше открыть, до открытия Георга Ома ещё двадцать пять лет. Отобрать надо пальму первенства у немцев. Пусть будет законом Витгенштейна. Сопротивление в один Витгенштейн, нет, блин, не дал бог фамилии. И опять-таки не получится отобрать это достижение у немцев. Он-то тоже немец. Непруха.

Интересно, а когда в реальной истории графа Витгенштейна вернули в армию? Он точно воевал на Кавказе уже в этом, 1801 году. Потом под Аустерлицем вместе с Александром будет бежать и паниковать. Ну, посмотрим ещё. Главное, чтобы вернули полк и генеральское звание. Стоп. А может, графа и не вызывали в Санкт-Петербург? Когда будет коронация Александра? Коронацию же всегда в Москве проводят. Уж не там ли его из ссылки извлекут. Блин, нужно было подаваться в учителя истории. Стоп. А ведь картину «Коронация Александра» он видел в каком-то музее. Там не зимние пейзажи. Летом? Блин! Блин-блинский. А ведь в честь коронации была объявлена широчайшая амнистия. Не тогда ли и Витгенштейна из ссылки изымут?

Так Пётр Христианович себя и изводил, а чтобы отвлечься от этих мыслей деструктивных, сна лишающих, нагружал себя и плутонг физическими упражнениями на свежем воздухе.

Событие семьдесят первое

Лошадь – это единственное животное, в которое забивают гвозди.

– Так что, ваше сиятельство, расчёт бы получить окончательный.

Пётр Христианович подтягивался на суку старой сосны, когда сзади, прокашлявшись, всей гурьбой подошли – подкрались нанятые ещё немцем Бауэром-младшим плотники.

Бригада была работящая, непьющая и неприхотливая. Оставить бы их себе. Но работа, запланированная, и правда вся была ими выполнена. Материал тоже весь был истрачен, а зачем плотники, если ни работы нет, ни материала.

– Озвучь сумму. – Брехт отпустил руки и приземлился в мягкую хвою, что пацаны деревенские собрали по лесу и насыпали под этой великанской сосной, превращённой Витгенштейном в турник. Так-то весна на дворе, снег стаял, и грязь непролазная везде.

– За вычетом задатка… – Мужик сделал вид, что он калькулятор или арифмометр, так и хотелось прокрутить ручку быстрее. – Сто осьмнадцать рубликов. Мы же енто топоры и пилы докупали… Опять же, премий обесчали. Сто осьмнадцать рубликов.