Царская невеста

– Какому-нибудь немцу али фрязину то дозволительно – чего с него взять. – Еще один победоносный взгляд на меня. – Но тебе, государь, так поступать негоже. Да и опосля распутицы, егда море очистится, тож ратиться тяжко. К тому времени свеи непременно людишек подошлют да припасов по крепостям. Опять же неведомо, что за каверзу нам ныне крымчак уготовит. Вдруг не угомонился Девлетка, решит сызнова щастьица попытать. Потому и мыслю – замирье надобно учинять.

– Чтой-то ты вечор иное сказывал? – кротко осведомился царь.

– А утро вечера мудренее, государь, вот умишка-то и поприбавилось, – не полез за словом в карман Воротынский.

– Ишь как он тебя невзлюбил, – проницательно констатировал Иоанн, когда, по своему обыкновению, пригласил меня после вечерни отужинать чем бог послал.

Видать, не укрылись от него те торжествующие взгляды, которые князь бросал в мою сторону.

Я скромно пожал плечами:

– Вроде бы не за что, государь. Окромя помощи я ему ничего не делал – одно добро. Может, худо подсоблял, так ведь как мог. Я и вчера хотел ему поддакнуть, что, мол, ратиться надобно, да не успел.

– А ныне? – лукаво прищурившись, осведомился Иоанн, ободрив. – Ты кажи яко есть, да не боись – ему не передам.

– Так ведь и впрямь утро вечера мудреней. Невдомек мне было, что распогодиться может, а коли оттепель случится, то князь Воротынский верно говорил – потонут ратники. Да оно еще полбеды, а вот с пушками совсем худо – застрянут в грязи, и что тогда делать?

– Ну-ну. Выходит, и ты, фрязин, ошибаться можешь, – иронично усмехнулся Иоанн, но поступил, как я того хотел.

Однако, желая сохранить лицо, в указе повелел написать хитро. Получилось, будто повелевает не он, а «бояре да слуга государев князь Михаила Иванович Воротынский со товарищи приговорили послать к свейскому гонца, а с ним отписати, чтоб послов послал, да и опасные грамоты на послы послати, а до тех бы мест войне не быти».

Впрочем, какая разница, кто приговорил. Главное, что именно, а также тот факт, что теперь с этим вопросом все в порядке, и еще одна препона на пути к моему сватовству ликвидирована. К тому же мир действительно был необходим для блага Руси, хрипевшей в изнеможении под бременем налогов и захлебывавшейся кровью от непосильных потуг в бесконечных войнах. Народ разбегался кто куда не только из деревень, но и из городов, лишь бы не платить подати, потому что не с чего. Экономика же такая вещь, с которой не спорят. Как здоровье у человека. Можно сказать, что экономика – здоровье государства, так что ее надо лечить и впредь проявлять неусыпную заботу, а вместо этого война, как кровопускание. Иной раз и оно полезно… в умеренных дозах, то есть легкая и непременно победоносная. А вот затяжная…

Я на эту тему часто разглагольствовал перед царем, выкладывая притчу за притчей, благо что в свое время в институте прошел полный курс политэкономии. Конечно, царь и здесь соглашался со мной далеко не во всем, но тут уж ничего не поделаешь. В этом случае оставалось работать по принципу: «Повторение – мать учения», то есть поведать еще одну притчу на эту тему. А потом еще. И еще. Пока не дойдет.

К сожалению, метод этот срабатывал не всегда. Иной раз я чувствовал – бесполезно. Не в коня корм. Сколь волка ни корми, а он… Приходилось махать рукой и ставить на очередной задумке крест. Не вышло. Не судьба.

Кстати, Иоанн был далеко не дурак. Повторюсь, в том, что касалось чутья и проницательности, он вообще мог дать сто очков вперед любому. Как заметил бандит Горбатый Шарапову: «Бабу не обманешь. Она сердцем чует».

Так вот у царя, образно говоря, в этом плане было «женское» сердце. Как мне показалось, он и мою нехитрую затею с притчами раскусил если не в первую неделю нашего с ним общения, то в первый месяц – наверняка, потому что заметил как-то еще до Рождества:

– Ты яко отец Сильвестр. Тот тоже все поучать норовил. Подчас слухаю тебя, а зрю пред собой его, да чуть ли не воочию. Ровно и не князь ты, а поп. И тоже из нестяжателей[48].

– А нестяжатели что, плохо? – невинно осведомился я.

– Да что в них проку, – досадливо отмахнулся Иоанн. – Я и сам… – Тут он почему-то замешкался, кашлянул, лицо его побагровело, но потом он все-таки продолжил: – Будучи в юнотах пробовал с попами тягаться, да епископы вместях с митрополитом Макарием такой лай учинили, хоть святых выноси. Будто последний кус у них изо рта вынимают.

– Наверное, ты сразу все хотел забрать, государь, – предположил я. – Оно и впрямь тяжко. И зайца в угол загнать – драться кинется. А ты по кусочкам отнимать не пробовал? Чтоб они пусть и не смирились, но из опаски потерять все согласились бы пожертвовать частью.

– Ишь ты! – усмехнулся царь и заинтересованно уставился на меня. – И что ж ты допрежь всего отнял бы?

– Ничего, – ответил я. – Ничего, кроме… будущих доходов. На это они пойдут легче всего.