Царская невеста, или По щучьему веленью!

Приоделись пришельцы тайные, через лес на дорогу выбрались и на газели мимоходной до дома Милиного доехали. Покуда неслись по шоссе асфальтовому, Яромир еле-еле себя сдерживал — до того хотелось ему всё в кабине рассмотреть и потрогать. А надо было вид делать, будто он тьму тьмущую таких кабин в жизни перевидал. И машин, что с рёвом навстречу несутся кабанами дикими, и домов высотных, что утёсами горными впереди торчат, и людей толпы, чудно наряженных. Нет, в блюдечке он, понятное дело, и не такое видывал, но в блюдечке — это одно, а глазами собственными — другое соврешенно.

Ему и во дворе Милином, и в доме всё как следует изучить хотелось, да некогда было. Взяли они у соседки ключ запасной, забежали в квартиру к Миле за деньгами да телефоном вторым — и сразу в гараж подземный, где малолитражка по хозяйке скучала.

До пригорода, где отец Милин жил, за сорок минут доехали. Машину поодаль на обочине поставили, а к дому пешком подошли. На первый взгляд, всё вроде бы как надо. Дом стоит, беленький, нарядный, и оградка ажурная, и цветничок внутри ухоженный. На площадке у гаража кроссовер Маринкин. Значит, папин внедорожник внутри… Или нет уж его вовсе?

Замки вроде прежние. Отомкнула Миля сперва калитку, потом дверь входную. Поднялись они с Яромиром на второй этаж, туда, где спальни и кабинет. Смотрят в щёлку: отец Милин за столом сидит, Маринка ему какие-то бумаги подсовывает, а он подписывает, как миленький. Даже вопроса ни одного не задал! Лицо неживое, взгляд застывший.

У Мили аж в глазах потемнело.

Яромир её в соседнюю комнату затянул, чтоб не выдала себя. И очень кстати. Комната оказалась Маринкиной спальней.

— Говорили, тут магия не действует — прошептала Миля. — Но папа явно заколдован! Что делать?

— Магия не действует, а дурман-трава в любом мире дурман-трава, — отозвался царевич рассудительно. — Думаешь, она зеркало тут прячет, в опочивальне?

Стали искать — потихоньку, чтоб за дверью не услышали. Миля ключи от кроссовера заприметила и в карман сунула. Машина-то, почитай, напротив ворот стоит, удирать в самый раз.

Очень Миля за отца тревожилась. Но Яромир прав, сперва — зеркало.

Но такую безделицу где угодно спрятать можно. В шкафу, в комоде, в ванной, в сейфе домашнем, который без пароля не вскроешь, в ячейке банковской...

— Смотри, — окликнул Яромир тихо.

Он как раз гардеробную осматривал.

Стоял в гардеробной манекен, в царские одежды обряженный — нижняя туника из тафты, верхнее платье парчовое, с золотою тесьмой, да с жемчугом, на голове богатый убор... В прежние времена Миля у Маринки таких чудес антикварных не замечала. Видно, спрятаны были до поры.

Но не от наряда богатого обомлела Миля. Левая-то рука манекена в сторону отведена, а в правой — зеркальце! Не бронзовое, не медное — настоящее, стеклянное, в оправе из слоновой кости. Точное такое, как Миля во сне видела, только изящнее. Вот уж верно: держи на виду, что скрыть хочешь.

Спрятала Миля добычу в сумку. Вышли они с царевичем в коридор, а там — Марина-Морена. Ноздри раздуваются, глаза бешеные.

— Воры! — крикнула во весь голос, а потом тихо так: — Отдай зеркало, девка, хуже будет! Сейчас ОМОН приедет…

Яромир с Мореной церемониться не стал. Без разговоров сгрёб в охапку и вниз потащил. А внизу — пара охранников. Один незнакомый, второй — тот самый, которого Миля в памятную ночь во дворе лесного домика убитым видела. Притворился, значит. С Маринкой, предатель, стакнулся!

Яромир Морену на первого охранника швырнул, второму в нос двинул, Милю за руку схватил — и ходу. Прыгнули они в машину. Миля назад сдала и с разгону — ух! — ворота вынесла. Сама не поверила, что на этакую дерзость способна. С другой стороны, подумаешь — ворота! После всего, что в Тридевятом царстве пережить довелось, ей и горы свернуть по плечу.

Вылетели на трассу. Смотрит Миля в зеркало заднего вида: следом отцовский внедорожник мчится. А двигатель-то у него помощнее будет. Но на трассе — не в небе, до первой космической не разгонишься, машины сплошным потоком прут, как лосось на нерест.

Миля осторожничает, покрышки не рвёт. Морена сзади держится, ровно, без фокусов. Едут себе чинно-благородно, будто и не погоня это вовсе.

Тут уж Яромир себе волю дал, доску приборную осмотрел, обнюхал, только что не лизнул. Трогать кнопочки да рычажки Миля ему запретила строго-настрого, а чтобы обидно не было, радио включила — пусть музыку слушает.

Он послушал-послушал и говорит вдруг:

— По закону Тридевятого царства, ты теперь невеста моя. Но у вас, знаю, другие обычаи… На колени тут встать негде, однако колечко я с собой прихватил.

И со словами этими достаёт из-за пазухи ларчик крохотный, открывает, а там — перстень, и камень в нём ярче солнца, чище росы, сверкает-переливается, Миле улыбается.

— Ты скажи, Эмилия свет Валерьевна, Эмилюшка моя ненаглядная, пойдёшь ли за меня замуж?

— Нееет! — закричала Миля что есть мочи и руль вывернула.