Царская охота

— Главное, чтобы мне нравилась, а прикипать взглядам к государыне императрице не стоит, а то я могу и обидеться, — я разглядывал его молодое, но уже тронутое жизнью лицо. Глубокую складку между бровей. Сколько ему лет восемнадцать-двадцать? Петьке вон девятнадцать, а выглядит он моложе Толстого, хоть вроде бы и на войне побывал. Красивый? Вряд ли. Нос крупноват, скулы сильно выпирают, а челюсть выглядит тяжеловато, но, хотя, это может быть связано с тем, что он худой. Не изможденный, а худой. Если откормить, то, возможно, черты лица перестанут казаться такими гротескными.

— Да, это главное, чтобы твоя пигалица тебе нравилась, особливо в свете того, чтобы наследник появился, — Толстой откинулся на спинку стула, звякнув железом кандалов, и стоящие вокруг него гвардейцы заметно напряглись, а один ткнул арестованного в бок, одновременно и затыкая того, и призывая прекратить любые действия. Толстой ничего на это не сказал, только поморщился.

— Ты хотел поговорить со мной. Ну вот он я, говори, — горло саднило, и голос звучал хрипло, но я продолжал пристально смотреть в глаза арестанту, не прерывая зрительного контакта.

— Восемь нас было в тех кустах, — помолчав с полминуты, сказал Толстой. — Я с тремя мужиками и еще четверо не наших. Как волка выпустили, тебя сразу гвардия окружила и те начали стрелять. А меня как пнул кто-то под ребро, что ты делаешь, Васька, неужто это государь в твоих обидах виноват? Не стрелять было нельзя, с такими союзничками опасно, вот я тихонько и приказал, чтобы вскользь задели, с коней повалили, но только не до смерти.

— Совесть проснулась? Думаешь, я тебе поверю? — я скептически хмыкнул и чуть не закашлялся.

— Да мне все равно, можешь и не верить, — он усмехнулся. — Токмо там расстояние было такое, что промахнуться тяжеловато. А ведь из твоих воев четверых приговорили, их… эти положили, первыми.

— И для чего ты хотел именно мне это сказать? Андрей Иванович прекрасно бы тебя выслушал и без меня, — я продолжал буравить его взглядом.

— Так-то оно так, вот только Ушакова там не было, а ты, государь, был. И тебе объяснять на пальцах ничего не надо, своими глазами все видел. А веришь или нет, мне-то все равно, за такое один конец – на виселицу, ну, ежели дворянское достоинство учтешь, то на топор сжалишься. Я это сказал, чтобы ты понял, я там действительно был, и то, что сейчас расскажу, тоже правдой может оказаться.

— Конюшие, доезжачий и ловчий – твои люди? — я повторил его жест и откинулся на спинку стула, чувствуя, как начала затекать спина.

— Мои, потому и вышли на меня, план такой предложив, обиду-то я долго лелеял, вот и смогли надавить на мозоль энтот, чтоб аж взвизгнул. Да плюс деньги пообещали немалые. И из страны уехать, а там и с баронством каким подсобить. Не сразу, конечно. За баронство службу надобно было бы отслужить верную. Хороший план был, надежный.

— И почему провалился? Из-за твоей совести, не ко времени проснувшейся? — я не смог удержать сарказм.

— Из-за нее тоже. Но в основном из-за того, что участники договориться между собой не смогли. Ты на бритов-то все валить погоди. Замешаны они там по самую маковку, не спорю. Не только они в этой подлости участвовали, — Толстой замолчал и задумался, а затем тряхнул головой и продолжил. — Тебе, государь, пора прекращать врагов плодить, да отпускать озлобленных и потерявших очень многое твоими руками. Они ведь сейчас одной только мыслью живут – отомстить тебе, да так, чтобы жизнь медом не казалась. Вот и здесь, бриты – они убить хотели. Просто и без фантазии. Но, я так понял, у них на это дело вообще фантазии маловато, не то что у потомков Томаса Торквемады, — и он хрипло расхохотался. Я же нахмурился. При чем здесь Торквемада? Великий инквизитор был испанцем, а у меня с Испанией вроде все ровно…

— Черт, — сильно захотелось сплюнуть, но я сдержался. — Фитцжеральд де Лириа.