Царские судьбы

Во время следствия по делу царевича Алексея было открыто участие его матери в заговоре — были у нее приверженцы, руками которых она вознамерилась сбросить с себя оковы монастырской неволи и отомстить мужу за все свои слезы. После разоблачения она призналась во всем в письме к Петру и просила прощения.

Царь жестоко казнил всех замешанных в деле. Погиб мучительной смертью и майор Глебов, любовник Евдокии, теперь уже инокини Елены. Он был посажен на кол. А сама Елена в сопровождении двенадцати солдат была отправлена в далекий Ладожский монастырь. И ехала она туда не в разукрашенном возке, а в санях на соломе, укрывшись овчинной шубой. Содержать ее стали там под строжайшим надзором, в нужде и в страшной обиде. Длилась эта каторга до смерти ее бывшего мужа. Пришедшая к власти Екатерина велела перевести одряхлевшую монахиню в Шлиссельбург, где ее разместили в значительно лучших условиях, но содержалась она в строгом секрете, как государственная преступница.

И вот бывшая царица вновь в Москве. К помолвке внука она отнеслась одобрительно, надеясь оставаться в непосредственной близости к императорской чете. Старческая фигура в монашеской одежде, впавшие губы, шепчущие молитву, — такой она предстала перед гостями на торжестве по случаю обручения. Но с опаской поглядывали на согбенную хмурую женщину вельможи нерусского происхождения. Полагали, что, как только бабушка императора войдет в силу, плохо станет всем иностранцам на Руси, ведь она не терпела никакой иноземщины. Некоторые даже предостерегали самого Остермана.

Все гости, включая и дипломатический корпус, собрались в большой зале дворца в ожидании торжественного момента. Современники так писали об этом:

«Из внутренних покоев показался император в светлом камзоле с серебряным шитьем. Это был уже далеко не тот мальчик, который три года назад взошел на российский престол. Он вырос и возмужал, казался спокойным и равнодушным. Поприветствовав гостей, он направился к невесте, входившей в зал с другой стороны. Девушка была одета в плотно облегающее платье из серебряной ткани. Волосы ее, заплетенные в четыре косы, украшали алмазы, на голове маленькая корона. Император провел княжну к аналою, на котором лежало Евангелие. Рядом стоял столик с двумя золотыми блюдами, на которых лежали обручальные кольца и крест. Лицо жениха выражало скорее тоску, чем радость. Тихим голосом он объявил, что берет княжну себе в жены, обменялся с ней кольцами и надел на ее правую руку браслет со своим портретом. Потом жених и невеста поцеловали Евангелие и, ни разу не взглянув друг на друга, сели на золоченые кресла, стоявшие возле аналоя под балдахином. Оба были бледны. На них было как-то тяжело смотреть, всем казалось, что торжество обручения — не праздничная, а скорее печальная церемония и не предвещает ничего хорошего. Явно чувствовалось, что все, кроме бабушки Петра, недовольны этой помолвкой, особенно когда узнали, что царь обещал подарить невесте бриллианты умершей сестры».

А на балу, который состоялся сразу же после окончания церемонии обручения, император, к удивлению присутствующих, имел хмурый недовольный вид и почти не обращал на свою нареченную внимания. Были разговоры, что царь женится лишь в угоду своим друзьям Долгоруким, братьям невесты, а в мыслях у него лишь царевна Елизавета…

Рассказывали потом, что на следующее утро император поехал к своей красавице тетке. «Как ты находишь мой выбор?» — спросил он ее.

«Что я могу сказать? Я уже тебя поздравила. Сам выбирал, сам решил, и у тебя свой разум». — «Страшно мне, Лиза, тяжело. Не люблю я своей невесты. Никогда никого не любил я, кроме тебя…»