Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни!

— Ты уж меня прости, старика, но только испугался я. Первый раз в жизни страх одолел, когда послание князя Петра Ивановича получил…

Стокгольм

Он страстно поцеловал пахнувшие мятой податливые губы, неожиданно оказавшиеся знакомыми ему до удивления. Но краем глаза Армфельт следил за приближающимся к королю заговорщиком. И непроизвольно вздрогнул, когда того оттеснил в сторону красный плащ.

— Что с вами, мой друг? — рядом тихо прошептала державшая его руку женщина, заметившая эту непроизвольную дрожь.

— Я сгораю от охватившего меня желания, моя дорогая! Я с нетерпением жду, когда снова прикоснусь к вам!

Армфельт почти не лгал, описывая охватившие его чувства. Но не женщина была тому причиною, а совсем, совсем другое. Он страстно желал, чтобы король был зарезан прямо на его глазах, но вряд ли это теперь удастся — «красный плащ» явно был кем-то из королевской охраны и, что-то заподозрив, оттеснял конфидиента графа в сторону, толкая локтем, и сам приблизился к королю со спины.

Неужели все сорвется?!

Граф оглянулся и быстро нашел другого заговорщика, что, опознав его жест, медленно приближался к королю с другой стороны. А Карл, не подозревая о находящихся почти рядом с ним убийцах, буквально на расстоянии вытянутых рук двух человек, продолжал мило раскланиваться с женщиной в белом, которая что-то щебетала ему в ответ.

Армфельт чуть не заскрипел зубами — несмотря на всю напряженность, он ревновал короля к этой незнакомке, которая ему самому понравилась. Или все дело было в той ненависти, что накопилась к монарху?! Он жаждал, чтобы этот поцелуй, что был дарован «домино», оказался последним в жизни заклятого врага.

— Я вам нравлюсь, мой друг?

— Конечно, моя любовь, — машинально ответил Армфельт на женский голос, показавшийся ему знакомым до боли. Но нет, такого просто быть не может — его нелюбимая жена Гедвига никогда не появится на этом балу, это просто невероятно. Она ему сразу сказала, что на маскарады никогда не пойдет, что раньше, что сейчас.

И граф выкинул эту мысль из головы, продолжая напряженно смотреть за королем краем глаза — слишком прямой и пристальный взгляд может насторожить монарха, и он обратит внимание.

— О…

— Что с вами?

— Ничего, — резко ответил Армфельт на вопрос женщины — сердце лихорадочно забилось и тут же чуть не замерло в груди. Он понял, что покушения не выйдет. Трое мужчин, одетых в почти похожие синие маскарадные костюмы, оттерли в сторону его второго конфидиента, надежно преградив тому дорогу к королю.

Неужели все сорвется?!

Константинополь

Султан Селим корил себя за то, что не покинул Стамбул раньше. Он должен был выехать в Анатолию неделю назад, когда русские полчища были еще далеко от столицы. Но не уехал, понимая, что отъезд вызовет паническое бегство всех жителей-турок, к великому злорадству греков.

Теперь приходилось расплачиваться за свою чудовищную недальновидность, за то, что понадеялся на защиту английской эскадры. Ну и где сейчас эти надменные гяуры? Их сожгли, в дым обратили и на дно отправили. Повелители морей называются?!

Владыка правоверных устал, как никогда в жизни. Халат порван, на бороду попали пылающие угли, и он обжег себе ладонь, когда сдавил волосы. Глаза покраснели от дыма, а лицо было черно от копоти и стало похожим на лицо арапа, что служили во дворце.

Но его вывели из города, хотя несколько раз верные янычары натыкались на русских солдат, и их ятаганы прокладывали дорогу. Мало, слишком мало осталось преданных воинов, едва два десятка!

А еще султан уверился в том, что его хранит Аллах — пули гяуров миновали его, как завороженного, хотя выкосили почти всех его охранников. Но небо хранило султана — ни один из свинцовых комочков не то что не ранил, даже полы халата не пробил. Разве это не чудо?!

Сейчас владыка правоверных лежал на топчане в убогой хижине рыбака. Ноги сводило от усталости, от голода мутило.

Да, тяжка участь беглеца, но еще хуже, если тот был вчера еще всемогущим повелителем. Сейчас султан надеялся на маленькую фелюку, спрятанную в тени обрывистого берега, что переправит его ночью на восточную сторону.

Опасно — но днем на море он видел только белые паруса да флаги с косым синим крестом. То русские вели блокаду не только пролива, но и моря до самой Анатолии. И только ночь могла стать его спасительницей.

Султан смежил веки — и сон укутал его своим мягким и благодатным покрывалом…

— Ну, борода многогрешная! Долго мы за тобой гонялись, твое султанское величество!

Сиплый голос, выплевывавший ненавистную и непонятную русскую речь, пробудил Селима, которому поначалу показалось, что он попал в кошмарный сон. Но боль в руках, которые схватил этот гяур в смешной одежде, похожей на окраску дворцового леопарда, только желто-зеленых цветов, убедила его, что это не сон. А гораздо хуже…

Ново-Архангельск

— Наши идут, наши!