Царский приказ

Опустив глаза, бледная и трепещущая, с замирающим сердцем, сидела она на стуле, обитом кожей, перед чиновником в мундире, который, перелистывая тетрадь в синей обложке, по временам пытливым взглядом посматривал на нее и холодным, официальным тоном предлагал ей вопросы: как ее зовут, сколько ей лет, есть ли у нее родители, чем занимается ее отец и тому подобное. На все это она отвечала довольно внятно; но, когда ее спросили о причине, побудившей ее к самоубийству, ей сделалось так жутко при мысли снова очутится во власти отца, после того как все узнают, что она от него кинулась в воду, что, вместо ответа, она горько заплакала.

Пристав понял ее отчаяние по-своему и стал увещевать ее быть откровеннее. Чтобы облегчить ей эту задачу, он начал высказывать вслух предположения, невольно приходившие ему на ум при взгляде на хорошенькую девушку с темными глазами, которая перед ним обливалась слезами.

— Успокойтесь, сударыня, скажите прямо… стыдиться нечего… мы все равно узнаем… Вам, верно, полюбился какой-нибудь молодой человек? Кто он такой?

Кетхен продолжала молча плакать. Но мучитель ее не унывал.

— Вы живете одна с отцом? — спросил он.

— Теперь одна, — чуть слышно отвечала Кетхен.

— А прежде?

— Прежде у нас жил господин Максимов.

— Кто такой этот господин Максимов?

— Дворянин… чиновник.

— Молодой?

— Молодой, — ответила девушка, опуская голову еще ниже.

Ей было нестерпимо больно вспоминать про Максимова при постороннем человеке и в такой обстановке.

А противный пристав, точно назло, настаивал:

— В качестве кого же жил у вас господин Максимов? Родственника?.. Жильца?

— Жильца… — И Кетхен снова зарыдала.

— Когда он от вас съехал?

— Сегодня ночью.

— И вы с отчаяния решились на самоубийство?

— С отчаяния.

От смущения мысли у девушки путались, и она не знала, что говорить. Слова срывались с ее языка бессознательно.

«Долго ли будет продолжаться эта пытка? Скоро ли меня оставят в покое?» — спрашивала она себя с тоской.

Наконец терпеть стало более невмочь, и, умоляюще сложив руки, она вскричала:

— Отпустите меня домой! Перестаньте меня мучить!.. Я так страдаю.

— Сейчас, сейчас, успокойтесь… подпишите только эту бумагу, — торопливо проговорил пристав. — Готово у вас, Акимов? Дайте сюда, — продолжал он, поворачиваясь к писарю, который торопливо строчил у стола в углу. — Вот, подпишите тут ваше имя, отчество и фамилию, — сказал пристав Кетхен, кладя перед ней исписанный крупным почерком лист и подавая ей перо.

Она машинально исполнила его требование.

— А теперь мы допросим вашу прислугу, — сказал пристав.

Привели Анисью и стали расспрашивать про домашнюю обстановку ее хозяев еще подробнее, чем Кетхен. Она на все отвечала с большой охотой.

Наконец и эта процедура кончилась. Анисью заставили, за неграмотностью, поставить под допросом крест и в сопровождении полицейского солдата отпустили с барышней домой. Когда Кетхен, закутанная с головой в плащ, вышла на улицу, начинало светать.

III

День 10 июля 1800 года начался чудным ярким утром. Погода, наконец, по-видимому, установилась после дождей с бурями и ветрами, свирепствовавшими весь май и июнь, целую неделю без перерыва небо было ясно и солнце ярко светило.