В этой фразе был весь Пуришкевич – резкий, незамысловатый, влюбленный в Россию, не способный к интриге, если вопрос касался русского человека, он и внешностью своей соответствовал характеру. Юсупов очень хорошо рассмотрел его – раньше встречаться с Пуришкевичем не доводилось: собранный из мышц, и только, кажется, из мышц, этакий кусок мяса, способный, несмотря на грузность, легко перемещаться, – у него была бесшумная походка охотника, умеющего незаметно подкрадываться к зверю, обритый наголо, с блестящим черепом и крохотными толстыми стекляшками пенсне, совершенно чужими на его лице, Пуришкевич производил впечатление на людей. На одних – хорошее, на других – плохое.
– Не обижайтесь, Владимир Митрофанович. – Юсупов сделал мягкий жест. – Я же пришел к вам не ссориться. Распутин у всех – не то чтобы соринка в глазу – бревно. Настоящее бревно. – Юсупов, подыскивая нужные слова, умолк на минуту.
Пуришкевич медленно наклонил голову:
– Согласен!
– От этого бревна, Владимир Митрофанович, надо освобождаться, иначе Россия совсем ослепнет.
– Что вы предлагаете, князь?
– Убрать Распутина.
– Убить в общем-то нетрудно, трудно спрятать тело. Обязательно останутся следы. Вы понимаете, чем это чревато?
– Прекрасно понимаю.
Пуришкевич неожиданно смутился. Это смущение было очень странно видеть. Он коротко покашлял в кулак.
– Извините меня, Феликс Феликсович, я обещал вас угостить первоклассным чаем, а чай на стол не поставил. Я это сейчас сделаю, потерпите минутку… Прислугу я отпустил, она не нужна нам при нашем разговоре, я все сделаю сам.
– Не надо, Владимир Митрофанович. Разговор будет коротким. Либо мы договоримся, либо не договоримся, одно из двух. Третьего не дано.
Они договорились. Договорились убить Распутина.
План Феликса был прост: заманить Распутина к нему во дворец, там, в подвале, где Феликс в эти дни затеял ремонт, отравить, тело завернуть в ковер и вывезти из Питера.
– Куда конкретно? – спросил Пуришкевич. – Просторы под Питером большие.
– Полагаю, надо на Неву. Спустить труп в воду – и дело с концом.
– Можно вывезти в лес и сжечь.
– Дыма будет много, гари. Да потом, нам с этим делом быстро не справиться. Стукачи засекут, донесут… Нет, Владимир Митрофанович, лес и огонь – дело ненадежное.
– Можно просто засунуть где-нибудь под снег, прикопать. До весны проваляется, а когда вытает из-под снега, когда найдут – это будет уже не Распутин. Сгнивший человек, на человека не похожий.
– Собаки разроют на второй же день…
– Ну и голова у вас, князь, – укоризненно произнес Пуришкевич, – вы все подвергаете сомнению.
– Вы тоже, Владимир Митрофанович, вы – точно такой же человек. Ни дать ни взять – древний философ-скептик.
– Да-да, – подтвердил Пуришкевич, – не позже чем вчера я читал сочинения господина Пиррона
– «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку»… Я в Пажеском корпусе перед занятиями тоже иногда почитываю господина Пиррона. Есть много других способов спрятать труп, но река для такого жулика, как Распутин, поверьте, самое подходящее место. Вода – не его стихия, из любой другой стихии он выпутается, вывернется, выплывет, останется живым. А из воды – нет, вода – его враг.
– Я не раз думал о том, а не кокнуть ли его в темном переулке – нож в пузо, легкое движение вверх – и кишки, разматываясь, вываливаются на дорогу.
– Бесполезно, Владимир Митрофанович. Феония Гусева уже выпускала из него кишки. И что из этого вышло?
– Вышел пшик. Распутин действительно не человек, а сатана. Теперь скажите, князь, как вы заманите к себе Распутина?
– Я бываю у него дома, он мне доверяет, иногда даже зовет маленьким. – Юсупов не выдержал, усмехнулся.
Сложения он был очень изящного, дамского, движения – отточенные, грациозные. Пуришкевич слышал от кого-то, что князь Юсупов до женитьбы на ближайшей родственнице царя – великой княгине Ирине Александровне, иногда баловался мальчиками, изображая из себя этакого Оскара Уайльда
Он неопределенно приподнял плечи, сделал вопросительный жест и ничего не сказал – ждал, что скажет гость.
– Этой мрази приглянулась моя жена, Ирина Александровна, – продолжил Юсупов, – и он давно уже делает гнусные намеки, чтобы я познакомил его с Ириной. Ну что ж, я познакомлю. – Юсупов мстительно улыбнулся. – Распутин, как на веревочке привязанный, побежит знакомиться с моей женой…
Пуришкевич сочувственно посмотрел на него:
– Понимаю, как это неприятно.
– Мразь, а не человек, – не выдержав, выругался Юсупов.
– Сочувствую, сочувствую, – глухо пробормотал Пуришкевич, – но простите, князь, вы уверены, что он побежит прямо к вам во дворец?
– Абсолютно уверен.
– И ничто не испугает его?
– Вряд ли.