– Дошёл же? – спросил над ухом дикомыт. – Гляди, ёлка заветная. Теперь, может, до той прогалины не помрёшь?
Из притона Лыкаш пустился сам-шестой. Четверо вскоре заскучали, начали зябнуть. Не стерпев, удрали вперёд. Опасный раскат с Воробышем одолевал один Ворон.
– Тебе хорошо… – просипел Лыкаш сквозь повязку.
– Чем хорошо-то?
Ещё спрашивает! Ворону пробежка к Дыхалице – так, чуть ноги размять. В припляс туда и обратно. Поди объясни ему, каково это – одолевать шаг за шагом, подламываясь в коленках. Сыт голодного не разумеет!
Со скрипом зубов достигнув прогалины, Лыкаш увидел в полуверсте снежные горбы крыш. Из дверей уже сыпались серые заплатники. Спешно строились улицей, кланялись доблести молодого державца.
– Славься, Владычица! – катилось навстречу.
Лыкаш аж распрямился. Отколь силы взялись? Вот появились Ветер и Лихарь. Третий по старшинству в крепости шёл к ним гордо и твёрдо, готовый исполнять любой долг. Хоть мирное державство, хоть ратную оборону.
Лакомое мясо для пира затеяли жарить прямо во дворе, над живыми углями. Лучше не представлять, сколько дров улетит дымом, не отдав тепла домашним стенам! Однако праздник на то и праздник – гуляй, душа, забыв овыденную бережливость.
Робуши выкладывали дрова длинным костром. Нанизывали на рожны сероватые из рассола, лоснящиеся куски. Ещё и огня не зажгли, а от вида, от запаха голова кругом, кишки узлами!
– Слышь, Емко… а нам оставят верчёного?
– Я почём знаю…
– Юшку в блюде всяко покинут. Мыть станем, подлижем.
В углу переднего двора очистили подход к надпогребнице. Вскрыли поруб, начали спускать припасы на завтрашний и все прочие дни. Как водится, затеяли возню, пошучивая: а вот стремянку подымем, крышку закроем, вылезь-ка! Над устьем добротного ямника завивался лёгкий туман. Тепло земных недр по-прежнему не сдавалось морозу.
Лыкаш, занятый семью делами одновременно, вдруг всё бросил, побежал искать Ворона. Дикомыт не был падок на лакомства с высокого стола, вдруг жаренину отвергнет?..
– Его учитель увёл, – сказал Хотён.
«Ну ладно. Может, изволением Владычицы, отведает ради великого дня. Да и орудья на седмице никакого быть не должно…»
– Крепко ли Воробыша гнал? – спросил Ветер. – А то я тебя, щадливого, знаю!
Ворон улыбнулся.
– Всё по твоему слову, отец. Лишней милости не оказывал.
– Каково с бега мишенил? Долго отпыхивался?
– Сразу бить начал. Ни одного промаха не дал.
– Вот как! Ужели и на раскате не устрашился?
Крутой спуск, покорёженный земным содроганием. Дорога в повороте, жутковато скошенная к обрыву. Клыки пней, так и не поглощённые снегом…
– Уточкой сел, – прищурил весёлые глаза дикомыт. – Встал, волоса́ пригладил, далее побежал.
Источник нашёл взглядом Лыкаша: бодр, проворен, в обиходных делах как рыба в воде. Ветер почесал бороду:
– Ты его точно не на себе притащил?
– Как можно, отец. Лишней милости…
Сухие поленья, вынесенные из-под крова, занялись быстро, жарко. Молодые мораничи детски радовались огню. Скучились, тянули руки в тепло.
– А почему Хотён с троими раньше вернулся?
– Так продрогли. Одевались во все ноги бежать, не в полноги.
– Ладно, – кивнул великий котляр. «Хвалишь мне Лыкаша, на самом деле про себя сказываешь. Понял ли, сын, что не только Воробышу испытание было?.. Ныне убеждаюсь: пора допустить тебя к сокровенному. Ты будущий учитель. А Хотён никогда и стенем не станет…»
У костра кто-то завёл радостную хвалу. Её дружно и слаженно подхватили, но в подборе певчих недоставало единственного голоса, способного всё собрать, одним крылом метнуть в небо.
– Теперь ты готов, сын.
Ворон удивился, вздел домиком подвижные брови:
– К чему, отец?
Великий котляр неторопливо вдохнул, выдохнул.
– Помнишь, я тебе не позволял приблизить учеников?
– Чтобы я их тайными скоморохами…
– Нет. Оттого, что замысел на тебя особый имею. Не такой, как на прочих. Скоро благословлён будешь возглавить поезд Царицы, – помолчав, тихо проговорил Ветер. – Собирать долю крови по Левобережью. Сирот вроде тех, что ты уже приводил.
– Честь преподобная, – прошептал Ворон. Хотел сразу пасть на колено, источник удержал.
– И родительских детей, кого отдают в котёл по обету. Из их числа будет тебе подкрылыш. – Жёсткое лицо Ветра смягчилось, улыбка стала мечтательной. – Завтра с тобой развернём начертание земель. Наметим путь, сроки положим.
Говоря так, он очень внимательно смотрел на ученика. «Знать бы старым Гедахам с Аодхами и Хадугами! Росток Прежнего корня ваших детей в дом Владычицы поведёт…»
У Ворона заблестели глаза, любопытства было не удержать.
– Во славу Матери и по твоему слову, отец… Во́лишь ли хоть одну-две деревни огласить, где мне побывать до́лжно?
– Отчего не огласить. Сам как мыслишь?
Ворон задумался, медленно проговорил:
– Если орудью без ущерба, заглянуть бы в Извору. Весть и честь отнести… Оттуда Дрозд был.
– Дело святое, – кивнул Ветер. – Угодное Правосудной. Она тебя как раз тамошним загорьем ведёт: в Линовище и Деругу.