И так я понимаю, что она хочет взять меня на остров Бёйнбридж с собой. Это логично и вполне разумно, только вот… Только вот поведать свою «новость» Софье и Валерии — это разные вещи. Совсем разные. Совсем.
В машине мы молчим — говорить, оказывается, совсем не о чем, или же каждый из нас погружён в свои собственные мысли. Внезапно раздаётся трель её телефона, она поднимает:
— Да, Тош, я забыла, прости… Нет, сегодня не получится, кое-что случилось… Потом расскажу, завтра… Нет, не нужно. Пожалуйста, не нужно! Сегодня я хочу побыть со своей семьёй!.. Ты тоже семья, но это дело только внутри нас, понимаешь?… Давай потом поговорим, ладно?… Нет, сегодня я у родителей останусь… Не обижайся… Хорошо, пока… Я тебя тоже… Пока!
«Я тебя тоже…» — нечто внутри меня повторяет эхом… И я на мгновение не вижу дороги.
— Как у тебя с личной жизнью? — внезапный вопрос. — Наладилось?
— Наладилось, — вру.
— Прости меня ещё раз… за Маюми.
— Давно простил. И ты прости меня ещё раз…
— Давно простила…
Наконец, мы добираемся до места назначения: Царство Красоты погружено в золото.
— Странно…
— Что именно? — интересуюсь.
— Этот солнечный свет… Каждый раз, как ты бываешь в этом доме — он есть. А это такая редкость.
— Просто совпадение, — предлагаю объяснение.
— Возможно. Но говорят, всякая случайность — предусмотренная судьбой закономерность.
— Ну, говорят вообще много чего…
— И это правда, — вздыхает.
Мы входим. Холл действительно полностью залит золотым, почти уже оранжевым светом. Валерия выходит нам навстречу, на её лице удивление и беспокойство, на её губах всё тот же вопрос:
— Что случилось?
Но София — не я, она обнимает мать за плечи и просит:
— Мам, присядь… пожалуйста!
— Сонечка, доченька не пугай… — Лера неосознанно переходит на русский.
— Мамулечка, я бы с радостью, но я не пугать тебя приехала, у нас есть проблема… проблемка такая, которую мы обязательно решим!
Валерия резко оборачивается, вонзается в мои глаза своим взглядом, и как жёсткий экстрасенс пригвождает меня к стенке вопросом:
— Что с ним? Говори! — требует.
— Рак, — отвечаю.
Вот так, одно слово — и она всё знает. Одно слово говорит ей обо всём.
— Какая стадия?
— Я не знаю, — отвечаю. — Но уже… наверное, поздняя.
— Эштон! — всхлипывает Софья.
На лице Валерии ни единой эмоции.
— Как ты узнал?
— Он сам мне сказал. Сутки назад.
— Почему тебе?
Я не подумал заранее, что ей ответить. Валерия — не Софья, тут враньё не прокатит.
— Просил, чтобы я присмотрел за вами всеми. И за тобой в том числе.
Что может быть лучше правды? Только быстрая и чёткая правда.
Валерия отворачивается и… гладит Софью по голове. Долго гладит.
Спустя минут семь:
— Мам?! — Софи видит то, чего я не вижу. — Маам! Очнись! Ты меня пугаешь!
— Всё нормально. Всё хорошо, Соняш. Всё хорошо, — но это не её голос.
Я вглядываюсь в знакомое лицо, в то самое, каждый миллиметр которого когда-то так мечтал покрыть поцелуями, и вижу серую безжизненную маску. Валерия словно окаменела. Сейчас она больше похожа на холодную мраморную статую с белыми каменными губами, нежели на живую, мягкую, ухоженную женщину, какой я знал её когда-то.
«Не моя женщина» — одной яркой вспышкой рождается мысль.
Он хотел, чтобы я забрал её себе, просил, чтобы позаботился, чтобы не оставлял одну… «Никто не сделает это лучше тебя» — кажется, так он сказал.
Но она не моя женщина… Не моя!
Мы с Софьей завариваем чай на троих, Валерия всё также сидит в кресле, всё в той же каменной позе, смотрит на море в огромной стеклянной стене. Мне всегда нравилось Царство, до безумия сильно хотелось здесь жить, но, как оказалось, нам с отцом не уместиться в одном пространстве. И теперь он решил уступить его мне… Я вновь и вновь подсознательно прокручиваю в своей голове наш разговор, его слова, что он говорил, как он это говорил, и у меня холодеет в душе от ужаса… Я вдруг понимаю, что он уступает мне своё место… во всём! Этот дом будет моим, его женщина будет моей, его достижения станут моими… Как велик соблазн принять его дар! Но желание отвергнуть его сильнее, потому что на той, на другой чаше весов лежит кое-что намного тяжелее — его любовь, он сам.
Мне не нужна твоя женщина, отец, не нужна твоя семья, не нужны твои деньги, не нужен твой царственный дом, мне нужен ты, отец. Ты и твоя любовь… ко мне.
Мы не слышали, как он приехал, мы только поняли это… Поняли, когда Валерия сорвалась со своего места, где в общей сложности просидела застывшей в одной позе час.
Отец вначале поймал её взглядом, затем нас:
— Что здесь происходит? Что за сборище?
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — её голос — титановый сплав. Таким голосом можно резать камни.
Он переключает свой взгляд с неё на меня, и смотрит в мои глаза несколько мгновений, понимая для себя суть происходящего.
— Ну ты и идиот, Эштон! — только и успевает он произнести.
Только это, потому что руки Валерии уже бьют его лицо, хлещут в безумном припадке, а я знаю, какая у неё рука, мне как-то достался только один лишь удар…