Царство медное

Ледяные пальцы выхватывают нож с ловкостью фокусника. Мальчик видит, как с них капает что-то красное – может, он успел все-таки полоснуть лезвием?

Мальчик мстительно улыбается, и чье-то бледное лицо напротив улыбается в ответ.

– Хороший, смелый мальчик! – произносит неприятный голос, тягучий, как смола. – Как тебя зовут, смелый мальчик?

Он отвечает что-то, почти не слыша своего голоса, не в силах противиться гипнотическому взгляду прозрачно-голубых глаз.

– Сюрприз! – гудит голос. – Твое имя отлично подходит для Дара! А я – Харт. С этого момента – твой наставник Харт.

Мальчик чувствует исходящий от существа запах крови и нагретого металла. Слышится звон цепей – они обязательно должны быть с толстыми крюками, подобно тем, на которые насаживают свиные туши. И мясник – в пропитанном влагой отяжелевшем фартуке, с закатанными по локоть рукавами, потрясает – нет, не мясницким тесаком – металлическим кастетом. Его тусклый блеск сводит с ума. Одного удара достаточно, чтобы в крошку раздробить кость.

Мальчик бросается на чудовище разъяренным зверьком, колотит кулаками в тугой живот. А потом его самого швыряет о камни. Что-то с хрустом ломается внутри. Глаза широко раскрываются, но весь мир темнеет, проваливается куда-то вниз, в чернильную бездну Эреба.

Остывающие хлопья пепла. Крохотный силуэт с развевающимися лентами…

Голоса удаляются. Наплывает тьма, забирается под черепную коробку. Небесный свод опускается ниже и где-то слышится далекий зловещий гул, от которого начинает шевелиться земля.

Последний обрывок памяти перед тем, как наступают сумерки.

…За миг до пробуждения ему казалось, что он еще слышит это низкое гудение. И, разлепив веки, на какую-то долю секунды видел жаркое марево пожаров и чувствовал ударивший в ноздри запах нагретой меди и крови. Тело горело и ныло, и последнее, что он помнил, был Рихт, захлебывающийся своей кровью.

– Око за око, Рихт, – даже не пробормотал – еле слышно прошелестел он в бреду.

Говорить тоже было трудно: болели зубы, а вместе с ними и челюсти, и скулы, и весь череп. Но физический дискомфорт всегда был наименьшим из зол.

Взгляд постепенно выхватывал из полумрака бревенчатые стены, густо смазанные лаком, и потолок с круглыми лампами, и тумбочку рядом с кроватью. Здесь, в реальности, не было места ночным кошмарам.

Если только он сам не вызовет их из небытия.

Ян попробовал пошевелить рукой, но ему это удалось с трудом, острая боль отдала в предплечье. Руки будто затекли, и при каждом движении слышался металлический лязг.

Подобно лязгу цепей с мясницкими крюками.

Повернув голову, Ян понял, что его правая рука заведена назад и пристегнута к изголовью кровати. Левая просто лежала под неестественным углом и действительно затекла от долгой неподвижности.

Он снова попробовал пошевелиться, и мелкие болевые иголочки начали прокалывать мышцы от плеча до кончиков пальцев. Это вызвало в его памяти какие-то смутные, почти неуловимые образы, когда он переживал свое второе рождение – через удушье и страх остаться в густой, обволакивающей тьме кокона. Через боль от разрываемой пуповины, от яда, циркулирующего по его кровеносной системе, перестраивающего организм подо что-то совершенно иное…

Ни тогда, ни теперь Ян не спешил.