— Нет уж, — возмутилась Сибилла. — Это мой пленник, и я желаю мучить его по-своему. Если большой палец отказывается говорить, я возьмусь за следующий. Посмотрите, какое у него дерзкое выражение! Как будто он намерен указать мне на что-то, чего я не замечаю!
— Смерть указательному пальцу сеньора Ги! — закричали дамы.
Ги стоял над рамой и натянутым на ней ковром, чуть согнувшись, в неудобной позе, а Сибилла, посмеиваясь, заточала в шелковую тюрьму указательный палец. Ги посмотрел на свой палец, перетянутый нитками, и всерьез задумался над тем, готов ли расстаться с ним. Ему было жаль пальца. Сколько раз этот палец ковырял в ухе или в носу, да и на рукояти меча сжимался исправно. И шрамик на нем остался — еще с ранних детских лет, когда Ги укусила собака. С этой собакой Ги потом подружился, потому что ее хотели зарубить, а мальчик не позволил. Его удивило, что пес все понял: и свою вину, и то, что за него вступились.
Да, жаль пальца, но придется отдавать его Сибилле.
— Ах, дама, — сказал Ги, — кажется, вы готовы откусить у меня всю руку!
— Если вы будете упорствовать, откушу! — сохраняя суровый вид, ответила Сибилла. — Ну так что же? Будете вы говорить?
— Нет, госпожа, я предпочитаю терпеть неслыханные муки!
— Отлично! — воскликнула принцесса. — В таком случае я лишаю вас среднего пальца. Теперь он принадлежит мне и этому гобелену. Ну как? В достаточной ли мере вы устрашены?
— У меня трясутся колени и прогибается спина, — признал Ги, — однако я по-прежнему тверд в своем намерении не произносить ни слова.
— О, — проговорила маленькая, вертлявая дама, — мне кажется, пора переходить к более жестоким мерам.
Она украдкой показала Ги сладкую булочку и сделала непристойный жест. Ги чуть покраснел и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
Сибилла метнула в искусительницу клубком ниток.
— Говорят вам, он — мой! Я отобрала у него три пальца, а теперь намерена очень жестоко поступить с четвертым. Его называют безымянным. Должно быть, это главный шпион сеньора Ги. Не так ли? — Она посмотрела Ги прямо в глаза, и он увидел в них лютую злость и даже отчаяние.
— Мне казалось, это шутка, госпожа, — пробормотал он.
— Нет, — сказала Сибилла, — я не склонна шутить. — Вы ведь поняли это, не так ли?
— Да, — сказал Ги.
— Ну так что же, — продолжала Сибилла, водя острой иглой над ладонью Ги, — отдадите вы мне своего шпиона? Учтите, мы теперь знаем, как он выглядит, так что ему не удастся больше следить за нами незамеченным.
— Забирайте и его, — молвил Ги. — Сдается мне, дама, скоро вы отберете у меня всего меня, вместе с потрохами.
Он вскрикнул, потому что Сибилла больно кольнула его иглой.
— Следующий палец я прошью насквозь, — предупредила она. — Вы уже посмели испортить мою работу! Вы капнули на нее кровью! За это я велю подвесить вас вниз головой… Или нет. Я прибью вас к воротам цитадели. Или нет… Я распоряжусь, чтобы вас обмазали медом и выставили на жару…
— Боже, — сказал Ги, — помоги мне!
Сибилла закусила губу, словно усердный портняжка, работающий над сложным заказом.
— Мизинец. Сберегите хотя бы последний палец, сеньор. Говорят, вы пятый сын своего отца, так что мизинец должен быть вам особенно дорог.
— Это верно, моя госпожа, я — малый мизинец и бессилен перед вами, — сказал Ги.
— Я не шучу, — предупредила Сибилла. — Я проведу иглу сквозь вашу плоть.
— Попробуйте, — прошептал Ги.
Он закрыл глаза, потому что с детства боялся заранее обещанной боли.
И Сибилла, не дрогнув, вонзила иглу в палец и проткнула его насквозь. За иглой потянулась нитка.
— Все, — сказала она, наклоняясь и откусывая нитку. — Теперь вы — мой. Я пришила вас к своему гобелену.
— Ну уж нет, — отозвался Ги и сильно дернул палец. Кожа лопнула, высвобождаясь, хлынула кровь, марая пятнами и вышивку, и одежду Сибиллы.
Принцесса вскочила. Ее лицо пылало.
— Ах вы!.. Вы! Кто вы такой, чтобы так держаться со мной?
— Ну, — сказал Ги немного растерянно. Он зажимал палец и оглядывался на дам, словно ожидая, что одна из них даст ему платок. — Меня зовут Ги де Лузиньян. Я пятый сын сеньора де Лузиньяна и младший брат вашего коннетабля.
Сибилла задохнулась, стиснула кулаки, держа иголку между пальцами, и мелко затрясла ими, словно собираясь ударить Ги по лицу и удерживаясь от этого из последних сил.
Неожиданно вокруг них образовалась пустота. Та самая, о которой предупреждала дама Эскива: только синее небо и пропасть под ногами. Ги посмотрел на иголку в руке Сибиллы, и эта малая острая вещица показалась ему подобной жалящим пикам, что распарывают небеса.
— Я люблю вас, — сказал Ги. — Вот моя тайна. Я прошу вашей руки, моя госпожа. Я не желаю вашего Королевства или вашей короны. Я буду служить — Святому Гробу, вашему брату, покуда он жив, и вам — покуда живы мы оба.
Сразу разжались кулаки, иголка выпала и невидимо пропала на полу, а Сибилла, покачнувшись, прильнула щекой к груди Лузиньяна.
Беременную даму, которая видела в тот миг лицо принцессы, поразило его выражение: Сибилла словно бы завершила тяжкий труд и теперь готовилась принять — как следствие этого труда — великие скорби.