Царство небесное

— Ну вот, — добавила она, — я часто об этом думаю. А вы разве нет? Ведь у вас были разные подруги? Здесь, в Краке, говорят, будто вы девственник. Собирались стать монахом и все такое. Вы действительно собирались стать монахом, мой господин? Это было бы очень прискорбно.

— Боже, о чем вы говорите! — снова сказал Онфруа.

— Ну, я ведь буду вашей женой, я должна любить вас, а вы — меня, иначе у нас не будет детей.

Онфруа молчал, глядя, как Изабелла, высунув язык, слизывает капли.

— Вы, наверное, сейчас думаете, что я — дитя, — сказала она, не глядя на него и следя за тем, как солнце играет в воде фонтана. — Что я так невинна, что не понимаю, о чем говорю и что с вами делаю. — Тут она повернулась и обожгла его своим византийским пламенным взором. — Ну так вот, я — не дитя и очень хорошо знаю, что говорю! Я нарочно вас мучаю, ясно вам? Я хочу, чтобы вы мучились! Потому что вы — сушеная рыба!

Она резко вскинула голову, чтобы получше окатить презрением своего растерявшегося жениха, но не удержала равновесия и — взмахнув в воздухе длинными волосами, длинными рукавами, распущенными концами золотого пояса — обвалилась в фонтан. Сверкающие струи воды взметнулись над ней и торжествующе обрушились на упавшую девушку.

Мгновение спустя Онфруа бросился к бассейну. Изабелла сидела в воде, отлепляя от лица мокрые пряди.

— Ну, где вы? — спросила она как ни в чем не бывало.

Глаза ее были крепко зажмурены.

Онфруа осторожно схватил ее за талию и вытащил. Тело девушки было гибким и очень горячим, как будто у нее случился жар. Затем он провел ладонями по ее лицу, стирая воду, и она тотчас распахнула глаза.

— Мой герой! — шепнула Изабелла, сияя. — Все-таки вам удалось спасти меня!

Он еще раз погладил ее по лицу и по мокрым волосам. Глаза его сузились, узкий рот шевельнулся.

— Чему это вы улыбаетесь? — спросила девушка, тотчас делаясь подозрительной.

— У вас волосы на ощупь точь-в-точь как у моей собаки.

— Вы желаете оскорбить меня, мой господин? — Изабелла надулась.

Онфруа наконец засмеялся. Она дернулась, но он удержал ее.

— Куда это вы собрались, моя госпожа?

— Я хочу переменить платье, мой господин.

— Здесь нет коннетабля, вашей лучшей подруги, моя госпожа, так что придется вам ходить в мокром.

— Вы — тиран и очень жестокий человек, — объявила Изабелла.

Они уселись рядком в тени, обнялись, чтобы удобнее было обмениваться колкостями, и провели так остаток дня и половину вечера, покуда их не позвали к ужину.

* * *

— Сибилла должна оставить своего мужа, — сказал король.

Призвали духовенство, патриарха, великих магистров обоих главных орденов.

Король настаивал на признании брака Сибиллы недействительным. Однако близкого кровного родства или прелюбодеяния доказать не удалось; самой же Сибиллы в Иерусалиме уже не было: королю доложили, что муж увез ее в Аскалон.

— Коня! — приказал король.

Приближенные ошеломленно молчали. В пустыне своей слепоты король не слышал ни одного голоса. Они даже дышать, как ему показалось, перестали.

— Вы здесь, господа? — спросил король, не двигаясь с места. — Вы слышали меня?

Брат Ренье взял его за руку.

— Мы здесь, — сказал он.

— Коня, — повторил король.

— Мой господин, вы не сможете сесть на коня, — тихо сказал брат Ренье.

— А, я забыл, — нетерпеливо оборвал король. — Ну так подайте мне телегу, как Ланселоту. Подайте прокаженному телегу, слышите вы? Я хочу ехать в Аскалон!

Никто не посмел возражать. Король ждал, пока запрягут лошадей, пока вооружат две сотни конников, пока соберут в дорогу припасы. Он отказывался разговаривать на другие темы: его интересовал только поход на Аскалон.

Раймон постоянно находился рядом и благоразумно помалкивал.

Наконец король изволил вспомнить о нем и спросил:

— Вы считаете, дядя, что я безумен?

— Нет, мой господин, — тотчас ответил Раймон. Он готовился к этому разговору и заранее обдумал возможный ответ. — Вовсе нет. Ги де Лузиньян — мятежник, которого следует покарать. Вы, мой сеньор, все еще король Иерусалима и имеете право требовать наказания мятежника.

— Моя сестра должна оставить его! — сказал Болдуин чуть тверже.

— Это было бы благоразумно с ее стороны, — согласился Раймон. — Но она женщина и слушает похотения своего тела. Сказано: к мужу будет влечение твое… Женщину влечет к мужчине, как дьявола влечет к Церкви Божией; и та, и другой желают осквернить чистое.

— Она красива, моя сестра? — спросил Болдуин.

— Вы сами это знаете, мой господин.

— Теперь, когда она родила второго ребенка и носит третьего — она все еще красива? Я давно не видел ее.

Помолчав, Раймон сказал:

— Она счастлива и потому красива.

— А Изабелла?

— Удивительная красавица.

— А я? — спросил вдруг король, шевельнувшись.

Раймон долго молчал, в слепой надежде на то, что король избавит его от необходимости отвечать. Но король больше не двигался и только громко сопел. Тогда Раймон сказал:

— Да, государь.

Король вскочил, хрипло засмеявшись:

— Ну так я поеду на телеге! Пусть все кости отскочат от моей жалкой плоти, но я доберусь до Аскалона и разорву этого жалкого мятежника!