Царство палача

– Итак, явление второе: Бомарше в тюрьме. Он унижен, но совершенно спокоен… – Бомарше уютно тонул в необъятном кресле и неторопливо продолжал: – Ибо мерзавец знает: Прекрасная Дама, точнее, королева Франции, мечтает сыграть роль в его пьесе… роль восхитительную – субретки Розины. Ее модистка мадам Берген, «министр моды», как ее прозвали в Париже, уже сшила королеве этакий прелестный наряд, и парикмахер придумал этакую простенькую, но так идущую ей прическу. А муж все испортил, посадив Бомарше. Негодный лишил друзей королевы… и прежде всего главного друга… я говорю о вас, граф… счастливой возможности – еще раз восхититься красавицей. Негодует модистка, негодует парикмахер, негодует королева: три главных законодателя жизни модного Парижа требуют свободы для Бомарше. Как вы еще помните, сего было достаточно, чтобы король привычно капитулировал перед истинными владыками. Бомарше может с триумфом покинуть тюрьму. Но наш хитрый сукин сын, отказывается выйти! Мерзавец требует компенсации за побитую жопу. И тогда ему назначают годовую пенсию в тысячу ливров, цензуре велят ни в чем не препятствовать «Женитьбе Фигаро» и так далее… И вот – явление третье: тысячи людей аплодируют у тюрьмы, когда я покидаю ее… Здесь немного музыки. Можно марш. Эй, Фигаро!

Фигаро не без изящества промычал военный марш. И даже внезапно заорал:

– Виват!

– Этот восторженный рев, – пояснил Бомарше, – означал: узник появился в тюремных воротах.

Фигаро восторженно вопил и аплодировал.

– Счастье толпы! И я – небритый, грязный, с высеченной задницей – отправляюсь домой… Терпите, граф, мы скоро дойдем до интересующего вас… А пока явление четвертое: Бомарше дома. И здесь – маленькое разъяснение. Естественно, глупый король был уверен, что Бомарше, получивший такую компенсацию, забыл все обиды. Что ж, король по-своему был прав: голова их забыла. Но не оскорбленная задница! Задница у Бомарше оказалась на редкость злопамятной. Согласитесь, «эгалите» должно быть для всех частей тела. И если ты – жопа, это не значит, что ты не требуешь равенства, справедливости и тебя можно безнаказанно лупить! И вообще, зачем обиженному заду все эти запоздалые почести? И вот тогда-то враги короля постигли эту жажду мести задницы Бомарше… Такова ситуация перед явлением пятым – и важнейшим. Внимание, занавес!

Явление пятое: к Бомарше пришел некто…

И Бомарше выкрикнул:

– Проси на сцену!

Фигаро поклонился, картинно распахнул дверь и объявил торжественно:

– Гражданин маркиз де Сад!

Граф вздрогнул и уставился на дверь. Бомарше покатился со смеху:

– Гражданин маркиз… о безумие революции!

И вошел маркиз. Он был в том же одеянии, в каком увидит его через пятнадцать лет Шатобриан. Голубой фрак был все еще превосходен, но розовые панталоны уже сильно заляпаны всеми видами еды.

– Ну что за идиот! – сказал маркиз.

– Отличная реплика для выхода, – зааплодировал Бомарше.

– По-моему, – развязно продолжал маркиз, – я хорошим французским языком объяснил этому олуху, вашему слуге: меня зовут маркиз де С. Нет, эта страна была глупа до революции, но после – стала абсолютным царством идиотов. Какое счастье, что есть гильотина… хоть немного их будет поменьше – Наконец маркиз заметил графа Ферзена.

– Да, я не познакомил вас… граф Ферзен, – не без удовольствия объявил Бомарше.

Какое-то мгновение маркиз с изумлением, даже с испугом, глядел на Ферзена. А потом весьма неожиданным для тучного тела церемонным поклоном до земли приветствовал графа. И граф с грацией, уже забытой после революции, склонился в ответном поклоне.

«Механические бронзовые фигурки на часах Антуанетты в Трианоне».

– Я рад, дорогой граф, – сказал с усмешкой Бомарше, – что сумел устроить вашу встречу с маркизом, с которым вы знакомы лишь по письмам. И я счастлив, что благодаря маркизу, который донес… – Бомарше остановился. – Нет, заменим это слово новым, модным словечком революции – информировал вас о прошлых деяниях Бомарше… я имею честь видеть вас у себя в доме.

– Мне жаль, дорогой маркиз, что мы не были знакомы прежде, в счастливые дни Франции, – обратился Ферзен к маркизу, не слушая Бомарше.

– Это было бы непросто «в счастливые дни Франции», – сокрушенно подхватил Бомарше, – ведь когда вы, граф, наслаждались жизнью и любовью в Трианоне, «дорогой маркиз» проводил время все больше в тюрьме или в публичном доме. Но, надеюсь, недавняя переписка вас сблизила?

Маркиз весело расхохотался, и счастливое выражение сытого младенца появилось на его лице. Он опустился на стул из Трианона. На лице графа было страдание, когда стульчик жалко скрипнул под обильным телом.

– Прошу прощения за мой неряшливый туалет, граф, но это все, что я могу себе нынче позволить.

– Думаю, граф изумлен, – усмехнулся Бомарше. – Ибо та сумма, которую вы наверняка получили от него за письмо о Бомарше… заметьте, я опять не говорю: «донос»… должна была здорово поправить ваши дела.