Царство сынов Солнца

При слове «инка» индеец вздрогнул. Опустив к полу глаза, он что-то залепетал на непонятном языке, с видимым почтением выговаривая слово «инка».

— Как тебя зовут? — спросил Писарро.

Индеец, уже давно сообразивший, кто здесь главный, с мольбой обратил свой взор к Кандиа, словно ища у него защиты.

— Как тебя зовут? — почему-то по-гречески рявкнул Кандиа, При этом он решительно ткнул пальцем в лоб индейца.

— Пилью, пилью, — с испугом стал повторять индеец, хлопая по длинным волосам ладошками обеих рук.

Испанцы радостно заулыбались. Им явно понравилось, как ловко сумел грек объяснить этому дикарю вопрос предводителя.

— Пилью, пилью, — повторил за индейцем Кандиа, явно гордясь своей ролью «переводчика». Понимая, что от него ждут объяснения, он неуверенно произнес: — Может, Филипильо? Он такой маленький, вот его и прозвали «Филиппок»?

И опять всем понравилось объяснение грека. Вместе со всеми улыбался и сам Филиппок, хотя никак не мог понять, почему к слову «пилью», означавшему "головной убор", эти бородатые гиганты прибавляли странный звук, которого не было в его родном языке.

Когда Кандиа ткнул пальцем в лоб Филипильо — отныне все станут называть его этим именем, — тот схватился за голову и обнаружил, что потерял свой обязательный головной убор, без которого ни один индеец не смел появляться на людях. Филипильо страшно испугался. Должно быть, головная повязка упала еще там, на берегу, когда бородатый втолкнул его на свой странный плот…

Но испанцы улыбались. Может быть, радовались тому, что он, маленький индеец, нарушил закон Единственного? Если так, то кем были эти богатыри? Разве они не Виракочи? Не братья сынов Солнца, спустившиеся с неба на своих крылатых дворцах?..

Рассказ Кандиа уже не выглядел таким фантастическим — на палубе лежало золото. И это была не добыча, а подарки. Их могли сделать только люди, обладавшие сказочными богатствами.

Хронист Инка Гарсиласо де ла Вега много лет спустя именно со слов Педро де Кандиа описал золотые сады Тауантинсуйю. Там находились отлитые в натуральную величину из золота и серебра копии всех животных и растений, с которыми имели дело в повседневной жизни индейцы. Видел Кандиа и сложенные перед дворцом золотые дрова, словно они предназначались для его очагов. То были великолепные произведения искусства.

Теперь, когда Писарро располагал доказательствами существования богатейшего индейского царства, нужно было как можно быстрее… возвращаться в Панаму. Он понимал это, но не менее отчетливо представлял, какую бурю протеста вызовет такое решение у соратников. На поддержку некоторых он мог рассчитывать, однако… Кругом были только горящие алчностью глаза. Разные, но одинаково возбужденные видом блестевшего на палубе золота. Одни нетерпеливые. Другие злые. Они окружали его, приближались, требовали. Не понять этих людей было невозможно. Выполнить их желание значило погубить все достигнутое с таким трудом. Как заставить их вернуться в Панаму? Как удержать? Как объяснить, что это в их же интересах?..

— Совет! — Писарро показалось, что его не услышали, и повторил свое решение: — Совет!

Писарро попытался двинуться в сторону капитанской каюты, но люди не расступились перед ним.

— Круг, круг! — выдавила из себя толпа. — Круг, круг! — настаивала она все решительнее.

— Круг! — согласился предводитель.

Люди расступились, пропуская в середину образовавшегося на палубе живого круга капитанов, лейтенантов, королевского казначея, главного лоцмана и священника.

— Кто был на Гальо, тот знает, зачем я пришел сюда. — Гул одобрения прокатился по толпе. — Только господь бог и католические короли могут остановить меня. Вы видите, что бог с нами, — Писарро выразительно взглянул на лежавшее на палубе золото, — но что скажут католические короли?.. Без их высочайшего согласия и повеления кто позволит себе предпринять столь великое дело? Мы возвращаемся в Панаму, и я говорю: каждому, кто попытается покинуть борт корабля, я сам перережу глотку! Я все сказал!

В наступившей тишине было слышно, как на борт накатывались ленивые океанские волны. И снова зашумела толпа, но на этот раз каждый кричал что-то свое, отчего общий настрой не казался таким агрессивным.

Старый воин уловил отсутствие единства среди окружавших его людей. Он и сам опасался прихода сюда других конкистадоров, однако безрассудно начинать конкисту, не обеспечив тылы и не получив согласия короны. Другое дело поиски неведомых земель и царств, но теперь, когда все убедятся, что индейское царство найдено и оно богато золотом, было бы непростительной ошибкой начинать завоевание, не заручившись поддержкой Испании. Конечно, он мог отдать приказ разграбить Тумбес — собственно, этого и требовали крикуны, — однако им, испанцам, не следовало преждевременно раскрывать карты. Ибо кто знает, к чему могло привести такое нападение? Нужно уходить, чтобы вернуться сюда под знаменами короны.

Писарро двинулся прямо на рыжебородого, кричавшего громче других.