Стоял, склоненный, и хрипел, сплевывая кровью на мох.
Якса вскочил на ноги. Сам побитый, поколоченный, чувствовал, как под языком раскачиваются боковые зубы. Кровь стекала с разбитого носа на стеганку.
Медленно поднял меч. Осторожно, не доверяя, полукругом подходил, чтобы рассмотреть противника.
У беса было человеческое лицо. Мужчина с поседевшими волосами. Старше Яксы, но не старик… Однако лицо его было сухим, дыхание хриплым, он кряхтел, давился, дышал так, словно бой вырвал у него легкие.
Сквозь кашель он все же услышал шаги. Махнул рукой, чтобы Якса приблизился.
– Узнаю тебя, хоть ты и вырос… Двенадцать лет назад я бился с хунгурами, защищая тебя.
Якса вздрогнул, потому что воспоминания эти возвращались к нему в снах и после выпивки. Обступали, наваливались – и он тогда кричал, выл, бился во сне и наяву.
– Мы тогда проиграли. Я один только и уцелел, потому что степные псы были так заняты тобой, что не смотрели даже, есть ли кто живой. Возвращаю тебе жизнь. Я – Драго, некогда был на службе у Гиньчи из Бзуры.
– Ты бес. Убил людей из села.
– Откуда у тебя этот щит? Кто тебе его дал?
– Бернат из Туры.
– Он был последним. Ты его привез. Хорошо-о-о!
– Даже не думай к нему прикоснуться!
– Он последний, – прохрипел Драго. – Праотец дал мне немного жизни для мести. Они все – Сулимир, Мокша, Болест и Бернат – убили моих сотоварищей. Моих друзей. Смелых господ и рыцарей. Убили жестоко, когда мы раненными прибыли сюда после боя с хунгурами. Задавили под этим дубом – ради сакв, ради имущества, ради лошадей.
– Не верю!
– У тебя – щит Брана из Грифитов. Держишь меч Килиана, носишь стеганку… Гослава. Поглядим, есть ли у тебя их отвага. Хочешь доказательств? Загляни в дуб… Ну, проруби дыру, говорю тебе! Слышишь! Якса! Все мои соратники погибли в бою за тебя, когда ты был еще ребенком. А потому слушайся теперь меня, словно отца.
И Якса послушался; подошел к дубу, где из щели дышала на него смерть.
– Давай, разруби дерево, загляни внутрь.
Он послушно рубил мечом, всовывал клинок в щель, расширял ее, отрывая куски древесины, пока не устал, не запыхался.
И тогда в дупле сделалось светлее от горячих лучей солнца. Якса увидел тела: уже сгнившие, покрытые лохмотьями, высохшие, словно листья. Сваленные в кучу ребра, черепа, берцовые кости. Увидел истлевший кусок ткани с остатками гордого Грифа, такого же, какой был на его щите. А щит он получил от Берната.
– Меня тоже задавили, – прохрипел Драго. – Но я восстал, для мести, из-за языческой магии этого леса.
Не знаю, Праотец ли дал мне еще немного жизни, или же сам я сделался стрыгоном. Но это – конец, последний час. Хорошо, что Бернат тут.
– Кто вы? У вас есть оружие, мечи, но вы ведь не служите палатину?
Якса почувствовал на плече холодное, дрожащее прикосновение костистых пальцев Драго.
– Мы – Проклятые. Проклятые в ходьбе, езде, работе и сне, в поле и дома, проклятые от головы до самого кончика пальцев на ноге. Проклятые так, что внутренности должны у нас из горла полезть, что подыхать мы станем долго и в болестях. Как я…
– За что?
– За то, что не пошли умирать с Лазарем на Рябое поле. Что не подставили голов своих под хунгурские сабли. Потому нынче мы сами бьемся в лесах, на дорогах, по чащобам. Мы не отдали мечей, как те, прекрасные и гордые, достойные и преисполненные чести. Как Домарат, что ушел к сварнам, как палатин Драгомир, что стал рабом кагана. Пойдем!
Дернул Яксу за плечо и повел его за повозку, туда, где у дерева дрожал перепуганный бледный Бернат. Драго указал на него и покачнулся.
– Конец уже близок, парень. Скажу тебе, что сделаешь, потому что ты – наш! Ты Проклятый! Проклятый с Драго-сухотником, упырем, проклятым купно с Гиньчей из Бзуры, который так и не сумел решиться. Проклятый с твоим отцом, Милошем, который убил кагана. У тебя с герба взяли кусок. Вырвали обломок рыцарского знака со щита. Носи теперь то, что осталось, парень, с гордостью. Это твой знак.
– О чем вы говорите?
Драго шел прямо на Берната. Остановился с поднятым мечом, а свободный крикнул, завыл протяжно и затрясся.
– Уб… ю… его… – Драго откашлялся кровью, та потекла у него изо рта. – Выполню месть. За другов моих. И тогда ты… руби меня в голову, пусть все закончится. Не будет с меня толку в хоругви. Ты возьмешь мою броню, меч и все. Беги вглубь леса, к Виндаве, там найдешь наших у старой смолокурни.
– Что вы такое говорите?! Я должен вас убить?
– Отрубишь мне голову мечом или топором. Чтобы я не восстал и не сделался упырем. Во мне уже просыпается их зов. Когда умру, пойду кусать, грызть ночами. Уже чувствую: кому запущу в душу клыки, тому – суждено сделаться упырем, как мне… Ты готов? Бери меч с повозки.
– Помилуйте! – кричал Бернат. – Я тогда только смотре-е-ел!
– Ну так теперь тоже насмотришься! Давай.
– Помилуйте его! – сказал Якса. – Тем вы жизни не вернете. А этого я поклялся защищать.
Драго не слушал. Поднял меч вертикально, схватил обеими трясущимися руками, ногти превратились уже в когти…
Поднял и…
– Не-е-е-ет!