Цацики и любовь

Все было настолько прекрасно, что и не передашь. Рождественское настроение в нем так и бурлило. Во всей квартире пахло Рождеством. Окорок томился в духовке, Йоран спал на диване с Рециной на животе, а завтра должны были приехать родители Йорана. Они наверняка тоже привезут подарки. А еще пряники. Йоран сказал, что его мама печет лучшие пряники в мире.

— А кем мне теперь приходятся родители Йорана? — спросил Цацики Мамашу, которая пришла на кухню проверить окорок.

— Никем, — сказала Мамаша.

— Но ведь они бабушка и дедушка Рецины, значит, они должны и мне кем-то приходиться.

— Нет, твоя бабушка по папиной линии в Греции.

— Если хочешь, они могут быть твоими бабушкой и дедушкой по линии Йорана, — предложил Йоран, войдя в кухню со спящей Рециной на руках.

— Положи ее в кроватку, — сказала Мамаша.

— Не могу. Я не могу от нее оторваться.

— То есть, у нас с Рециной разные родственники? — продолжал Цацики. — Это очень странно. Согласитесь!

— Важны не родственные связи, а любовь, — сказала Мамаша. — А знаешь, что мне кажется странным? Что мы вдруг стали такой большой семьей. Твоя семья, моя семья, семья Йорана. А все вместе мы…

— Настоящая семья, — закончил Цацики и побежал в прихожую, так как в дверь кто-то настойчиво звонил.

— Мортен?! — удивился он. — Привет, ты приехал?

— Мортен! — воскликнула Мамаша и обняла его. — Я думала, ты справляешь Рождество в Энчёпинге.

— Нет, — ответил Мортен. — Я сбежал. Я ехал автостопом.

— Это же дико опасно, — сказал Цацики. — Тебя могли убить.

— Ну заходи, раздевайся, — сказала Мамаша. — Бедняга, ты совсем продрог.

Рецина

Отец Мортена так и не бросил пить, поэтому Мортен попал в приемную семью в Энчёпинге. На Кунгсхольмене опекунов для него не нашлось. Во всяком случае, таких, которые захотели бы воспитывать Мортена Вонючую Крысу.

Цацики и Мамаша как-то навещали его в Энчёпинге. Они вместе ходили в пиццерию, и Мортен тогда сказал, что всё в порядке. Но видно, не всё было в порядке, потому что сейчас он сидел на диване и рыдал так, что все его тело вздрагивало. Рецина проснулась и тоже запищала.

— Они что, тебя обижали? — возмутилась Мамаша и дала Рецине грудь, чтобы она замолчала.

— Нет, — сквозь слезы ответил Мортен. — Они хорошие, но я не могу там жить, мне все время хотелось домой. На Кунгсхольмен, к приятелям, к вам…

— И к папе, да? — спросил Цацики.

— Угу, — рыдал Мортен. — Даже к нему. Я сперва к нему и пошел, но его не было дома, а у меня нет ключей.

— А ты на пьяной лавочке проверял? — спросил Цацики. Он всегда здоровался с папашей Мортена в парке, по дороге из школы.

— Там его нет, — всхлипнул Мортен. — Сейчас слишком холодно. В метро тоже нет.

— Йоран, позвони в Энчёпинг, — попросила Мамаша. — Они, наверное, места себе не находят от волнения.

— Я туда не вернусь, — плакал Мортен. — Вы меня не заставите! А если заставите, то я снова убегу.

— Пусть празднует Рождество с нами, — предложил Цацики. — Он же тоже член семьи?

— Еще бы, — согласилась Мамаша.

— Конечно, — сказал Йоран. — Я пойду звонить в Энчёпинг, а потом мы попробуем окорок. Мортен, ты, наверное, умираешь с голоду.

Кто с голоду точно не умирал, так это Рецина. Она наелась до отвала, молоко даже стекало по подбородку.

— Хочешь подержать? — спросила Мамаша Мортена.

— А можно?

— Надо поддерживать голову, — со знанием дела объяснил Цацики. — И смотри осторожней, она может так срыгнуть, что мало не покажется.

— Ой, — сказал Мортен. — Какая красивая. Как бы я тоже хотел быть маленьким. Ни о чем не думать, а просто сидеть у кого-нибудь на коленях.

— А я бы не хотел, — сказал Цацики. — Мне нравится быть взрослым.

В этот Сочельник Цацики почувствовал себя почти совершеннолетним. Раньше он всегда засыпал до полуночи, не дождавшись, когда придут гномы и разложат в чулки свои подарки.

Но сейчас ему не спалось, потому что Рецина тоже долго не засыпала и громко плакала. Цацики лежал и думал о бедном Мортене, у которого нет настоящей семьи. Только пьянчужка отец и мама, которую он даже не помнит.

По взгляду Мамаши Цацики понял, что Мортен у них задержится. Только его это уже ничуть не смущало. Раньше Цацики обижался на Мортена за то, что он проводит столько времени с Мамашей. Словно хочет присвоить ее себе.

Теперь до него дошло, что Мамаша имела в виду, говоря, что любовь бесконечна. Нельзя отнять у человека любовь, чтобы отдать ее другому. Чем больше людей ты любишь, тем больше любви к тебе возвращается.

Ведь Мамаша не стала любить его меньше оттого, что теперь любит еще и Рецину, а Цацики не разлюбил Мамашу из-за того, что полюбил папу Ловца каракатиц и Йорана. Любовь — это как бабушкины подарки: чем больше человек в них нуждается, тем их больше.

Вдруг открылась дверь, и в комнату на цыпочках вошли Мамаша с Йораном.

Йоран чертыхнулся, наступив на острую детальку «Лего».

— Тсс, — шикнула Мамаша.

Цацики едва сдерживал смех, и, как только они запихнули свертки в чулок, зажег лампу.

— Попались, — засмеялся он. — Я знал, что это вы!

— Ты что, не спишь? — покраснев, пробормотала Мамаша.

— Попробуй усни в этом доме, — сказал Цацики.