Цели и средства

Серебристая лань поскакала по каменному полу, мягкое сияние выхватывало из темноты то край гобелена, то кусок доспехов. Она остановилась у стены, обернулась – и пошла назад, неслышно ставя точеные копытца. Протянула изящную мордочку, ткнулась носом в его дрогнувшую ладонь – и растаяла, окружив ее теплым облаком.

…днем. Ночные виды встречаются реже. К ним относятся…

— Мистер Малфой.

Драко вздрогнул и на мгновение почувствовал себя школьником, которого застукали после отбоя. Он остановился и старательно расслабился.

— Надеюсь, Слизерин не потеряет баллы по моей вине?

— О, на этот счет не беспокойтесь, – просипел преподаватель. Драко наморщил лоб: эту одноглазую образину ему представляли днем… Смит? – Профессор Снейп не простил бы мне такого.

— Снейп? – моргнул Драко.

— Его портрет. Еще не встречались?

— Н–нет… – внутри забрезжила какая‑то мысль, но одноглазый стоял над душой и мешал сосредоточиться.

— Многое потеряли. Заблудились, мистер Малфой? Отвести вас в ваши комнаты?

— Да, будьте добры. Ностальгия, знаете, обуяла, вышел размять ноги, и…

Драко насторожился, ожидая расспросов и подозрений, но Смит кивнул, неожиданно покладисто.

— Да, ночи в старом замке располагают к ностальгии. Идемте.

Не поверил, кто в такую чушь поверит, но виду не подает. Ну и ладно… Драко задумался, подыскивая более правдоподобный предлог для ночных блужданий.

— А я уж было решил, что вы новый репортаж готовите, – Смит остановился и широким жестом указал на дверь гостевых покоев.

Что ж, мысль. Драко фыркнул:

— Читали?

— Почитываю иногда. Лихо пишете, мистер Малфой, с огоньком. Портрет, вон, помнится, пропесочили.

— А… – Драко махнул рукой. – Мы ухитрились заявиться в мае, профессор развлекал публику в музее. Поговорить так и не вышло.

— Он ведь был вашим деканом?

— Больше, чем деканом…

Он нахмурился. Кем все‑таки был для него Снейп? Человеком, разрушившим его семью? Или спасшим ее? Папиным «карманным деканом», под крылом у которого можно было вытворять любые проказы? Упивающимся, рядом с которым он остро ощутил себя бесполезным молокососом? Предателем?

«Благодарность – это не долг, это искусство», – сказала как‑то Луна. Драко этим искусством не владел.

— Он… многое сделал для нашей семьи, – неуклюже закончил он.

Смит кивнул, коротко поклонился и пошел прочь по коридору. Драко зажег свет в комнате и разложил на столе свои копии.

Снейп, – подсказала память. Ну конечно! Снейп!

Чего не было в бутылке… Июль 1974 года

— Ну смотри, допустим, он был неосознанный анимаг, и ведьма…

— Фея.

— Ведьма, – повторил он с нажимом. – Ну какая фея, Лили, в самом деле? Ну вот, она спровоцировала превращение, но назад превратиться он не мог, потому что не умел. Получается человеческое сознание, запертое в зверином теле. Между прочим, серьезное наказание. И только сильная эмоция… Или, может быть, словесная формула, она сказала, что он будет зверем, пока его не полюбит девушка…

Лили растянулась на траве, сорвала и закусила стебелек.

— Ты потрясающе серьезен, Сев. Это сказка!

— Почти все маггловские сказки – рассказы о встречах с нашими.

— Золушка?

— Элементарное заклинание «не–трогай–мои–вещи». Хочешь, научу, чтоб она не…

— Молчи о ней, понял?

Когда она так говорит, с ней лучше не спорить.

— Потому туфельку никто не мог надеть, кроме хозяйки. А про миниатюрную ножку придумали уже потом. Как и про хрусталь.

— Ну хорошо, допустим. Так что Чудовище?

Она зажмурилась, потому что солнце вышло из‑за облака и светило сквозь ветки прямо в лицо. Золотая прядь лежала на траве, невесомая, Сев мизинцем – неощутимо – гладил ее.

— Словесная формула «я люблю тебя», произнесенная искренне и взволнованно. Или сильная эмоция, которая выдернула его сознание из звериного состояния. И то, и то могло быть.

Букашка брела по картинке: красивая дама в узорчатом платье бежит к бездыханному телу в богатой одежде и с кабаньей головой.

— Свинья он, а не Чудовище, – пробормотал Сев и сдул букашку.

— Это картинка! – Лили смешно поморщилась, не открывая глаз. – В кино он был другой.

Сев фыркнул. Маггловское кино…

— Картинка тоже маггловская. И переверни страницу, там вовсе что‑то непонятное нарисовано, то ли дракон–недомерок, то ли гоблин–переросток.

— Кстати, гоблин–переросток, это мысль… Он не обязательно превратился в чудовище, он просто был им.

— И как же стал прекрасным принцем? – Лили приподнялась на локте.

— Она полюбила его и перестала замечать, что он чудовище.

— Ну нет, – протянула Лили. – Не нравится мне это. Сказано тебе – она пролила слезу, и чудовище исчезло, и появился прекрасный принц. И они поженились, и жили долго и счастливо.

— И умерли в один день?

— Нет, просто жили долго и счастливо! Это сказка! Кстати, о гоблине нигде не упоминается, это зря нарисовали. Кабан был, змея, жаба… может, это жаба такая?.. волк и еж.

— Еж–топотун – страшный зверь. Шарашился ночью по замку, спать Красавице не давал, вот она и отпросилась домой на недельку – выспаться…

Лили расхохоталась.

— Как думаешь, получится из этого сочинение по истории магии? – как можно серьезнее спросил он.