Цели и средства

Книга раскрылась, пошелестела страницами и показала разворот. Гарри и Кингсли склонились над ним.

— «Голос Владыки»? – пробормотал Кингсли. – Ну, Смит… по мелочам не разменивается. Знать бы, что еще для него нужно. Не думаю я, что это зелье найдешь в школьном учебнике.

— Я знаю, у кого спросить, – ухмыльнулся Гарри.

Чего не было в бутылке… Июнь 1976 года

Северус добрался до слизеринской гостиной, прячась по темным углам и за гобеленами: давно было время отбоя.

Вся тщательно отрепетированная речь не пригодилась. Он краснел и заикался, как при первой встрече, да Лили и слушать его толком не стала. И она даже не была обижена, это Северус не сразу понял, но потом, снова и снова прокручивая в памяти разговор, осознал. Будь она обижена, в слезах и на нервах, она б откликнулась на его извинения. Да и было бы на кого обижаться, в его жилах течет такая же маггловская кровь. Все эти оправдания и еще десятки других лезли в голову наперегонки, да толку от них было…

Он забрался в постель и долго сидел при свете маленького «люмоса», подтянув коленки к подбородку. Что‑то нужно было делать, но не сгоряча. Сгоряча он уже наломал дров. Нет, не наломал. Она знает, что он сожалеет и просит прощения, – это хорошо.

Остался экзамен по астрономии – это не очень хорошо, астрономия не его конек, Лили знает ее не хуже, а может и лучше, так что его помощь не нужна. Потом каникулы – и на каникулы вся надежда. Этот тупейший запрет на колдовство несовершеннолетним – теперь его спасение. Скучно отказываться от магии на все лето, и с каждым годом все скучнее, потому что заклинаний все больше. А Диагон–аллея, с волшебными сладостями и книжным магазином? Еще полгода Северус – ее пропуск в волшебный мир. А значит, есть шанс на почетную капитуляцию и примирение.

На этой обнадеживающей мысли он и успокоился, и спокойно пережидал – подготовку к астрономии и экзамен («хорошо» у него и «превосходно» у Лили – попалось что‑то удачное), последние школьные дни, подготовку к банкету и вручению школьного кубка, который ожидаемо и необидно уходил Равенкло. Ждал и придумывал первый разговор на каникулах – позвонить, послать сову, прийти?

Все рухнуло и оказалось ненужным за день до банкета. Булстроуд, староста, разыскал его за теплицами.

— Тебя к директору. Что случилось?

— Не знаю, – на всякий случай ощетинился Северус. Гриффы отставали на десять баллов, и потерять их было вполне возможно.

У каменной горгульи нервно расхаживал Слагхорн. Булстроуд остановился у лестницы, подтолкнул Северуса в спину – иди, мол, – и растворился за гобеленами. Слагхорн тяжко вздохнул, обдав приторным запахом, и неприятно мягко взял за плечо.

— Мои соболезнования, мистер Снейп.

Это было как падение с метлы – только долго и медленно. Слагхорн все шевелил холеными усами, пережевывая какие‑то положенные слова: об утрате и поддержке колледжа, о том, что нужно мужаться, каменная лестница несла их вверх, в кабинет, и Северус все пытался прорваться сквозь приторные фразы и понять – радоваться ему или…

Потом к нему склонился Дамблдор и проговорил тихо и ясно:

— Мне очень жаль, мальчик мой. Эйлин умерла.

Все, что было дальше, он помнил урывками. Он пил зелье из тонкой директорской чашки, Слагхорн мерил шагами кабинет, и так хотелось, чтоб он перестал, Дамблдор говорил мягко, успокаивающе и без остановки: аневризма, никто не знал, ничего нельзя было сделать, три дня назад, письмо из министерства по поводу завещания…

Завещание лежало на столе, он смотрел на буквы и складывал их в слова, не понимая смысла, он пытался вспомнить, что делал три дня назад. Спал после экзамена по астрономии?

— Почему три дня?

Теплая рука легла на плечо, он сбросил ее, почему они все время пытаются взять его за плечо?

— Твой отец не мог написать в Хогвартс.

Эта мерзкая Туни смогла, а его отец не смог? Он мог сходить к Эвансам, в конце концов… Дамблдор вздохнул и зажурчал дальше: я понимаю, она не страдала, кремация…

…Мульцибер сидел рядом, плечом к плечу, тяжелая бронзовая урна подпрыгивала на коленях и больно била в косточку. Урну привезла бабка Мульцибера, крупнокостная старуха с узкими губами и колючими глазами, Элладора Руквуд, урожденная Принц. В урну спрятали штампованную капсулу из маггловского крематория, она глухо постукивала, когда школьная карета наезжала на очередной ухаб. Карету тащила пара жутковатых созданий, Северус таращился молча, пока миссис Руквуд не уронила сухо:

— Это тестралы, молодой человек.

…Урну поставили в углубление в каменной стене и задвинули тяжелой плитой. Отец Мульцибера поднял палочку, и на ровной поверхности стала проступать надпись «Эйлин П…». Северус отошел и отвернулся.

Он думал об этом всю дорогу, всю длинную, унылую, траурную дорогу от Хогсмида, где они пересели из школьной кареты в красивый экипаж. Переносить прах через каминную сеть или аппарировать с ним – неуважение к памяти умершего, пояснила миссис Руквуд. Если хотите, отправляйтесь через камин и ждите меня в доме. Мульцибер вздохнул, покосился виновато и ушел на почту. Северус полез в экипаж.