Цели и средства

— Люпин, вот в чем дело. Тонкс меня расспрашивала о тех, кто работал в заповеднике, особенно о Всеславе – я говорил, он оборотень. Ее особенно интересовало, как он себя чувствовал в новолуние. Он чувствует себя скверно, но он уже старый. Сколько тебе лет?

— Эван, давай мы оставим тему моего здоровья, – негромко попросил Рем, глядя на желтеющие кусты.

— Ваше дело, конечно, – ровно продолжил Смит. – Просто она боится прямо попросить меня о помощи или предложить сделать это тебе, потому что ты не любишь навязчивой заботы. Я тоже не люблю навязывать свою помощь. Но Тонкс, – он, кажется, усмехнулся, – хороший человек. А еще у вас есть сын, которому всего восемь. Давай начнем сначала. Сколько тебе лет?

— Сорок пять.

— Если я правильно истолковал вопросы Тонкс, то твое состояние хуже, чем должно быть, даже с учетом аконита. Значит, в битве за Хогвартс тебя тоже серьезно ранили. Если я буду точно знать как, то смогу что‑то сделать. Так что это не праздное любопытство. Мне вполне хватит названия чар, если ты их знаешь.

Рем перевел взгляд на Эвана. Тот смотрел на него, словно – Рем удивился собственному сравнению – на экзамене, ожидая правильного ответа.

В больнице так не смотрели. В больнице на цыпочках ходили вокруг героя войны, собирая консилиумы и мучительно стесняясь пригласить на них специалиста по волшебным тварям.

— «Круциатус».

— Сколько?

— Один. Мне хватило. Я не знаю, может, это была какая‑то разновидность, их Волдеморт такому научил, что в учебниках не описано. А может, из‑за того что я оборотень. Я не знаю, Эван, меня до того момента не били «круциатусом», не случалось. Долохов бросил заклинание, и оно продолжало действовать, даже когда я выбил у него палочку. Оно закончилось, только когда его убили, но это я потом понял. А тогда просто дрался, пока не потерял сознание.

— Дрался под «круциатусом»? – уточнил Эван.

— Звучит очень героически, да?

Эван молча передернул плечами. Похоже, он знал, что такое «круциатус». Интересно, он‑то откуда?

— «Круциатус» разбудил зверя. Ну, волчью часть.

— Я понял.

— Луна еще и за половину не перевалила, но он проснулся от боли, и после я уже его не контролировал. Так что это он дрался. Потом упал без сознания.

Внимательный черный глаз смотрел не отрываясь. Что было дальше, Рем не говорил никому, даже Доре, особенно Доре, она сама натерпелась, но сейчас хотелось выпустить эту историю из себя целиком. И как знать, может, Эвану и вправду окажутся полезными подробности.

— Потом я подумал, что сошел с ума. Или умер. И не знал, что хуже. От «круциатуса» сходят с ума, если пытать слишком долго. Я… наверное, все же умер, Эван. Я шел по Запретному лесу, и рядом были мои друзья, они умерли много лет назад. Это Гарри нас позвал, всех, и Джима, и Лили, и Сириуса. И меня.

— Воскрешающий камень?

Рем кивнул.

— Гарри сумел его получить. Но он не воскрешал друзей потом, после битвы. Камень остался в лесу, я видел, как Гарри его бросил. Да и чушь это все, насчет воскрешения. Меня вытащил Зверь, он живучий, и он боялся за Тедди. Но я думаю, Эван… Камень, наверное, задержал меня. Ненадолго, но Зверю хватило. Если бы Гарри не позвал меня… не знаю. Не буду загадывать. Когда он выпустил камень из рук, я отключился, а пришел в себя уже в Общем зале.

Дальше не нужно, дальше он увидел Дору, и это никому не нужно, Эвану тем более.

— Я думаю, меня спасло то, что луна росла. Зверь уже не засыпал до самого полнолуния, это было тяжело для сознания, но хорошо для тела. Он меня вытащил. Все. Если это будет тебе полезно…

— Будет, – пробормотал Эван. – Весьма полезно.

Он помолчал пару минут, потом спохватился.

— Мне пора, наверное. Я… Это правда очень важно – все, что ты рассказал. Я не буду возвращаться, хорошо? Передай Тонкс большое спасибо за ужин.

Минерва Макгонагалл и методики преподавания

В обязанности директора не входит ночное дежурство в коридорах Хогвартса, но если все дела сделаны, а спать еще не хочется, то почему бы и не прогуляться? Не сидеть же в кабинете, где на каждой картине посапывают и похрапывают, а над головой еще и брюзжат.

Снейп догнал Минерву на шестом этаже. Ему приходилось нелегко, поскольку его было слышно, только когда он был в картине, а Минерва не останавливалась.

— Мадам директор, хорошего преподавателя зелий у нас не было с тех пор, как профессор Слагхорн оставил школу, – он ускорил шаг и остановился в трех картинах впереди, – но я ума не приложу, почему вы считаете Смита лучше его предшественников.

Минерва поравнялась с картиной, и Снейпу снова пришлось двигаться.

— Его уроки скучны. Всякое было, наши зельеделы–недоучки пытались развеселить, напугать, увлечь учеников, но еще никто…

— Не пытался заставить их работать? – Минерва остановилась у миниатюры в круглой раме. В раму эту вмещалась только физиономия профессора, и выглядела она озадаченно.

— Профессор Снейп, насчет недоучек вы погорячились, поскольку добрая половина наших зельеделов училась у вас. Мне нравится подход Смита, потому что он и вправду пытается научить зельеделию всех.