Целинники

На многое супруги Черноусовы смотрели совсем по-разному, в том числе и на воспитание сыновей. Окончив восемь классов, в том 1965 году старший сын Василий поехал поступать в Целиноград, в техникум, Леонид перешел в шестой класс, а младший Виктор в четвертый. Именно младший вызывал наибольшее недовольство со стороны отца. Нет, учился он хорошо, гораздо лучше старших братьев, на четыре и пять, дело было в другом. Витя с первого класса сдружился со своим одноклассником Яковом Шолем, сыном кузнеца из МТС немца Андрея Шоля. Яшка Шоль и Витька Черноусов и сидели за одной партой, и вне школы были не разлей вода. Если первые два года Илья эту дружбу еще как-то терпел, то впоследствии, видя своего сына все время рядом с этим «последышом недобитого фашиста», он буквально взрывался. Не раз, угрожая побоями, он требовал от сына разорвать эту компрометирующую его как бригадира и коммуниста дружбу:

— Хоть с кем, хоть с калбитенками вонючими дружи, но только не с немцем, и не смей ходить к ним домой!.. Из-за тебя на меня уже в правлении косо смотрят, а особист как узнал так прямо и сказал: ты бы повлиял на сына… Ты, что же все мне тут обосрать хочешь, меня ж теперь из-за тебя могут не выдвинуть!..

Куда его могут не выдвинуть, отец не пояснял, ибо и сам уже точно не представлял, но продолжал непоколебимо верить, что рано или поздно его куда-нибудь обязательно выдвинут. Но для этого надо, чтобы у него и анкета была чистая, и со стороны семьи никаких подвохов. А о подвохах Илья знал не понаслышке. Сколько выдвиженцев не проходили на вышестоящие должности именно по линии КГБ. Например, одного молодого, успешного, перспективного бригадира выходца с Украины не утвердили на должность заместителя директора совхоза, только потому, что он в детстве проживал на оккупированной территории. А сколько кандидатов на выдвижение «зарубали» именно из-за неладов в семье. Но у Ильи Черноусова все чисто, до Горбылихи немцы не дошли, и потому он на оккупированной территории никогда не жил, под судом не был, не привлекался, родственники тоже… Не хватало чтобы теперь чтобы из-за младшего сына как-то погореть. Нет, надо эту «связь с фашизмом» прикончить…

Зинаида напротив, дружбу сына с Яковом приветствовала и мужу противоречила:

— Пусть дружат, хороший мальчишка, аккуратный такой, вежливый. Если приглашает пусть и к ним в дом ходит. Я сама у них два раза была… Внутри у них как во дворце каком, так уж в их квартере хорошо да удобно устроено. И телевизор у них лучше нашего кажет, и забор на палисаднике всегда как новый, аж блестит…

— Нечего нам у немчуры учиться. Мы их били, значит не мы у них, а они у нас должны, — огрызался, слыша такие слова жены Илья.

— Кто это мы… ты, что ли бил? Когда война была, ты еще в школу ходил. И кто тебе мог про то, как били рассказать? Отец твой на войне тоже не пошел, в милицию пристроился, а мой был. Вот у него надо было спрашивать, есть ли чему нам у немцев учиться, или нет. А уж не спросишь, он после фронту и восьми лет не прожил. А пока жив был, ни слова плохого про немцев не говорил, хоть оне его всего и изранили. Помню только один раз, когда в клуб фильм какой-то про партизан привезли, он посмотрел и потом отплеваться не мог. Я его и спроси, что ему там не понравилось. А он и говорит с оглядкой, вранье все, не могло такого быть. Там партизаны громят какую-то немецкую часть, да не тыловиков, а с фронта снятую. Говорит, с настоящими фронтовиками никакие партизаны никогда не сладят. Когда против партизан немцы фронтовиков посылали, те партизаны не о войне думали, а как бы подальше в лес убежать да спрятаться. И вообще, он говорил, кто на передовой больше года воевал, хоть наши, хоть немцы — против таких никакой, ни партизан, ни тыловик в бою не выстоит, — не давала мужу спуску Зинаида.