Целитель #01 - Спасти СССР!

– Знаешь, – проговорила она затрудненно, – мне до сих пор приятно, что ты… ну, ты помнишь, когда вернулся? Ты…

Настя не договорила, смущаясь. Я сел рядом и осторожно обнял ее. Она вздрогнула, но тут же доверчиво прижалась ко мне.

– Я иногда бываю у Иры… – пробормотала Настя. – Ты должен ее знать, темненькая такая, она приходила ко мне на день рождения, помнишь? Ей уже четырнадцать, она тоже танцами занимается… И я всегда завидовала, когда она встречала брата. Ирка бросалась к нему, целовала его, обнимала, а он ее обнимал… И… и у меня потом долго не было никакого настроения!

Я прижал ее крепче и поцеловал – в щечку и в губы. Настя отвечала неумело, но с пылким энтузиазмом.

– Ты самый лучший брат на свете! – вырвалось у нее. – Так будет всегда?

– Так должно быть всегда, – сказал я с силой. – И обязательно будет, если мы этого захотим – ты и я. Все зависит от нас двоих. Не от тебя одной и не от меня, а от нас обоих. Я очень хочу, чтобы моя сестренка всегда оставалась такой, как сейчас – доброй, ласковой, нежной.

– И я… – прошептала Настя. – Я тоже очень-очень хочу, чтобы ты был таким всю жизнь! Сильно-пресильно хочу! Поцелуй еще разик…

Я честно поцеловал мягкие Настины губы.

– Спокойной ночи, Мишенька! – Сестричка встала, поправляя ночнушку.

Не надо было обладать сверхспособностями, чтобы понять – девочка счастлива. Дай-то бог или природа – вот так и на всю жизнь, как сестренка пожелала.

– Спокойной, Настенька.

Настя ускакала, смеясь и прикрывая ладошкой рот, чтобы счастье не вырвалось на волю радостным визгом, а я лег, улыбаясь.

Я был дома. Впереди меня ждали серьезные дела – и сорок четыре года работы над ошибками.

«Жизнь дается лишь дважды», – пробормотал я и заснул.

Глава 3

Пятница, 30 августа 1974 года,

позднее утро.

Первомайск, улица Киевская

Со страшным скрежетом переключив передачу, водитель направил лобастый «пазик» мимо райисполкома, выворачивая к мостам через Синюху и Южный Буг – два потока бесстыдно сливались, закручивая бурные водовороты. Речки тут же унимали волнение, словно вспоминая о приличиях, и текли общим руслом дальше, чинно да плавно, по-семейному. До первых порогов…

На том берегу вскипала листвяной пеной растительность, пышно стекая по склонам и тенистым балкам. Одни лишь многоэтажки спасались от глянцевитых разливов, а вот «частный сектор» тонул в зелени по самую крышу.

На переднем плане торчала в гордом одиночестве старинная каланча, словно охранявшая небольшой пляж – народ купался и загорал, следуя заветам Мойдодыра.

У меня даже шея заболела, так головой крутил – совмещал памятное с реальным. И до чего же все захватывает, цепляет как! Все правильно – с годами уровень допамина падает, а именно этот гормон отвечает за яркость и остроту впечатлений. Ну, это если скучно раскрывать секрет фокуса. А в жизни эмоции зашкаливают, и даже самое дешевое, по тринадцать копеек, мороженое – «Молочное» в вафельном стаканчике – представляется пищей богов.

За вторым мостом выстроились пирамидальные тополя, будто в почетном карауле тянувшиеся перед Домом Советов. На шпиле реял красный стяг. Наши в городе!

Неожиданно из неясных глубин моего существа поднялась тревога, прошлась холодком по хребтине, разнесла дикий страх: а вдруг вот сейчас, в этот самый момент, все кончится?! Растает «застойный» Первомайск, пропадет весь этот мир, которым я еще даже не надышался?

«Да что ты ерундой маешься? – прикрикнул я на себя. – Все стойко, и твердь под тобой не колышется – это автобус потряхивает… А если все нежданно-негаданно исчезнет, рассеется легким мороком, то ты этого даже не заметишь. Ведь тебя в этом мире как бы и нет – так, личностная матрица, наложенная на юные мозги, еще не запятнанные горьким опытом. Перекачанная инфа, вот ты кто… А чего это у тебя пульс зачастил? Страшно стало? Да ты не бойся, кнопки „Delete“ у тебя на пузе нет, и никто тебя просто так не удалит…»

Я провел ладонью по шершавому кожзаму сиденья, словно желая убедиться, что вокруг меня не скопище фантомов, а действительность, данная в ощущениях.

«Всё нормально…» – напомнил я себе.

Начиналась моя новая жизнь. Не та, которой обещают зажить с понедельника, а настоящая, с чистого листа, пугающая до дрожи и влекущая до озноба. Вот только я понятия не имел, какой она выйдет. Еще вчера я был моложавым дядькой, которому светило лишь дожитие, поскольку тот срок, что отпущен природой каждому смертному, у меня давно перевалил за середину. А теперь я опять стою на старте, и впереди у меня бездна времени. Привыкну к этому не скоро…

Тот же день, чуть позже,

Первомайск, улица Революции

Я вышел у старого двухэтажного вокзала, белого с голубым, и осмотрелся. За спиной диктор неразборчиво вещал о прибытии поезда. На углу глыбился универмаг – двухэтажная коробка из силикатного кирпича. В наклонной витрине который год скучали манекены, отрешенно созерцая суету за стеклом. А прямо передо мной, в перспективу улицы Шевченко, уходили два ряда развесистых каштанов, упираясь в колоннаду райкома партии. Все как тогда, в детстве…