Целительница моей души

— Наша единственная зацепка — менталист, поработавший со слугой, стерев ему память. Менталисты не такая уж и редкость, но, как ты, наверное, знаешь, у них очень много специализаций, так что тех, кто способен приказать кому-то что-то забыть, не так уж и много. Были составлены списки всех менталистов нужного профиля, всех проверили на причастность, то же самое сделали и со студентами всех академий — никого. А это значит, менталист был пришлый. Сейчас составляются списки иностранных магов, находившихся в нашей стране в то время, и когда проверят их — мы найдём заказчика.

— Академии? — почему-то я зацепилась именно за это слово. — А что насчёт школ? И тех детей, кто находится на домашнем обучении? Их вы проверили?

— Дети? — король словно споткнулся. — Зачем проверять детей? — удивлённо посмотрел он на меня.

— Потому что магия просыпается рано, и даже маленькие дети способны на многое. Уж мне-то это известно лучше, чем кому-либо ещё.

— Твои дети — особенные, в них течёт королевская кровь, поэтому сила магии в разы превосходит способности их ровесников. Но обычно способности детей не настолько сильны, просто тебе не с чем сравнивать.

— Всё равно, вы зря пренебрегаете детьми. При поступлении в академию им уже по шестнадцать лет, а подростки многое могут. Я бы не сбрасывала их со счетов.

— Что ж, в чём-то ты права — нельзя пренебрегать никакой, даже самой малой зацепкой. Детей тоже проверят. Всех менталистов регистрируют, как только дар проснулся, тех, кто способен работать с памятью, стирая её, проверят.

— А что, если о каких-то способностях детей просто не сообщается родителями? О чём-то всем известно, а о чём-то — нет. Так ведь тоже бывает?

— Это невозможно, — покачал головой мой собеседник. — Все дети в возрасте шести лет обязательно проходят тестирование, и если у них проснулась магия — их проверяют уже более внимательно. Даже по самым отдалённым поселениям маги ездят раз в два-три года и проверяют всех детей по спискам, предоставленным старостами, и не важно, кто их родители, маги или нет.

— И как, мои дети есть в тех списках? — с совсем лёгкой, но вполне ощутимой издёвкой поинтересовалась я.

Король замер, кажется, вспоминая, что меня и для налоговых сборщиков тоже десять лет не существовало. Официально я появилась хоть в каких-то государственных реестрах лишь несколько недель назад, когда получила лицензию на занятие целительством. Дети же мои легализовывались при поступлении в академию или школу, но и я, и младшие всё равно считались не гражданами Лурендии, а эмигрантами, только студенты, при поступлении, автоматически получили ещё и местное гражданство.

Лурендия была заинтересована в сильных магах, пожелай иностранные студенты уехать из страны в первые десять лет после окончания академии — их бы отпустили, конечно, но обязали бы выплатить в казну всё, что на них было потрачено королевством, как полную плату за обучение — то, что вносилось в кассу родителями или опекунами, покрывало далеко не все расходы, часть брала на себя корона, — так и стипендию, если они её получали. Мы никуда уезжать не собирались, особенно в совершенно чужую нам Вертавию, поэтому нас всё устраивало и даже радовало то, что моих стипендиатов возьмут на государственную службу — меньше проблем с поиском работы. Но факт остаётся фактом — ни в каких списках мои дети, да и я сама, прежде не значились, никакие проверки на способности конкретно в этой стране — Марендония не в счёт, — не проходили до момента поступления в учебные заведения. А случилось это далеко не в шесть лет.

— Значит, нужно будет проверить также и приезжих детей-магов, способных работать с памятью, — тяжело вздохнул король, осознав, что работа для спецслужб удвоилась и усложнилась.

Но я не унималась — просто не могла просто так принять на веру, что и я, и, главное, мои дети, будем в безопасности, если я всё же выйду за короля замуж. А это становилось уже практически решённым вопросом, слишком твёрдо он был настроен.

— Только их? — отставив стакан, я взяла вилку, задумчиво повертела в руках. — А что насчёт смежных способностей?

— Смежных? — нахмурился король.

— Ну, это когда какие-то способности на виду, а другие скрыты.

— Это как? — нахмурился мужчина. — Не понимаю, как подобное возможно.

— Ронт, мой старший сын… точнее — двоюродный племянник, — поправилась я. Король всё равно всё знает, нет смысла держаться за старую легенду, когда мы наедине. — Ты знаешь, какая у него магия?

— Знаю. Он менталист. Хотя ты почему-то об этом мне не сказала, лишь то, что он может определить испорченные продукты. Но в школе он считается менталистом, и хотя я не очень понимаю связь, но верю тестированию.

— Испорченные продукты — это как раз та самая смежная магия. На самом деле, Ронт может определить любую фальшь — гнилые овощи, протухшие яйца, больную живность — не саму конкретную болезнь, а то, что их лучше не покупать. Фальшивые деньги, поддельные документы, искусственные драгоценности. Фальшивого человека.