Целомудрие миролюбия. Книга первая. Творец

Муза улыбалась творцу и на её губах бликами заблестели последние лучи солнца. Как бы ни хотелось ему поцелуем вкусить тот недолговечный кусочек светила, он никогда не лишит девушку драгоценного дара нецелованности, никогда не совершит сию дерзость, не поступит столь неуважительно по отношению к её чести. Ему приятно видеть её чистой и непорочной, чувствовать в ней живительную силу доброты, тот безгрешный источник красоты неувядающей белой лилии девственности. Рано или поздно, она, как всякий благоуханный прекрасный цветок завянет, но если сорвать её бутон, то она увянет куда быстрее, и не продлят её жизнь, ни драгоценные дары, ни ухаживания, ведь потерянная невинность невозвратима. Посему необходимо её оберегать всеми возможными силами. Музу должно славно почитать и любить сердечно. И он сохранит благочинность девушки, невзирая на собственные мечтания о венчании. Мечты его не сбудутся, не соединят их благословения, но общая добродетель честного девства укрепит любовью их дружбу и непорочность телесную.

Словно не вкусившие запретный плод прародители, девственные и миролюбивые, сей девственник и оная девственница, умильно взирали на творения Творца, и не только восторг испытывали при сём созерцании, но также они благодарность молитвенно возносили Ему.

Безвозмездное дарение благ жизни, столь сие учение привычно звучит и сколь редко встречается в наши дни. Воистину жизнь есть благо, смерть же побеждена Воскресшим Спасителем. Может быть, потому в минуту встречи они не помышляли о кончине, ибо ничто не кончается, всему возможно продолжение, и бессмертие добродетели то утверждает. Они же, более чем кто-либо, заслужили мгновение созерцания вечности в очах друг друга, в коих навеки воцарился трепет любовный омываемый слезной влагой. Тогда их очи увлажнялись радостью, дабы та вода сохранила на молекулярном уровне то прекрасное видение бесконечного счастья. Дабы затем, превратившись в невидимый пар, те удивительные образы вознеслись обратно на небо. После капли должны были пасть обратно на землю, храня в себе картины любви. Дождем, обрушившись на засушливый город, оные наброски счастья потекут по человеческим лицам, по их щекам и носам, попадут также на их усталые веки, отчего люди узрят то, что они, прежде никогда не видели, так круговорот романтических грез возобновится вновь. Снова и снова будут оживать жизни людские, ведь всё мироздание словно призвано хранить человеческие судьбы, вся Вселенная есть не что иное, как памятник человеку, венца творения, шедевра Творца.

Вдали когда-то произрастало старое древо, под дубом тем Авраам трех Ангелов повстречал, спор Платоники и Плутоса там некогда был затеян, там слезы Арианы напоили могильную почву, возле сего древа поэт деву дожидался и сколь известно стихотворным письменам, с верностью и любовью музу милую сердцем повстречал. То было и, то будет.

Колыхались ветви древа векового, они словно грозные тучи нагоняли. Посему юноша и дева, находившиеся возле дуба сего, завидев приближенье непогоды, недолго предавались созерцанью красот небесных и красот душевных.

Глава вторая. Тайновидец

Раскатистые расхлестанные по небу громовые вздохи послышались вдали. Быстро приходящие на смену покойному зареву грозовые тучи заволокли небесный купол грубыми тяжелыми облаками. Подобно стаду встревоженных диких зверей, подобно расколотым валунам горной породы, они заполоняли синевато-лиловые пастбища, пожирая на пути своего вторжения цветы звезд и краски лун. Высокие луга небесного океана, поглощая и выпивая закат, клубились массивно, стойко продолжая надвигаться на некогда мирное угасание дня. Словно человек исходящий из земного мира сего, видит воочию наступление духов тьмы, но отходящему праведнику в горний мир странно чувствовать их мрачное приближение, ибо надежда на скорое явление сил света не покидает его, ибо с ним Ангел Хранитель. Таким светлым образом, юноша не убоялся надвигающейся непогоды, ведь рядом с ним живет и здравствует светлоокая дева, которая, впрочем, уже начинала замерзать, ведь проказник ветер прохладой проникал в складки её платья, монотонно колыхая их, отчего она покрывалась мурашками. И очередное легкое содрогание музы ознаменовало их скорое расставание, оное неминуемое отдаление двух тел друг от друга, но не любящих душ, соединенных теплыми чувствами добросердечной дружбы. Так скоро огорчение занимает место проходящего счастья, ненадолго опечаливая сердечную память, ведь грусть это спутница всякого ожидания.