Цена бесчестья

Вечером они вернулись в свой отель. Дронго предложил взять такси, чтобы не возвращаться пешком. Вера согласилась. В кабине машины они сидели слишком близко, и она незаметно отодвинулась. Когда они уже вышли из машины и он расплатился, она вдруг спросила:

— Какой парфюм вы употребляете?

— «Фаренгейт», — грустно ответил Дронго.

— А почему так грустно? По-моему, он вам подходит.

— Именно поэтому. Я его уже не чувствую. И все время ищу лучший аромат. Уже много лет. Но пока не нашёл.

Они поднялись на пятый этаж. Он проводил её до номера. Она открыла дверь и повернулась к нему.

— Спасибо за ужин, — поблагодарила Вера, — и за то, что вы меня нашли.

— Может, мне остаться? — предложил Дронго. — У вас две комнаты. Это уловка, чтобы остаться в моем номере, или вы действительно опасаетесь за мою безопасность?

— Конечно, уловка. — Он даже улыбнулся.

— Тогда тем более не нужно. — Она пожала ему руку. — Я никому не открою. И никуда не сбегу, честное слово. Увидимся завтра, когда спустимся к завтраку. В каком вы номере?

— В конце коридора, в пятьсот втором.

— Спокойной ночи. — Она заперла дверь, и он услышал её шаги. Повернувшись, пошёл в свой номер. Он даже не знал, нужно ли ему огорчаться в подобных случаях. Спал он беспокойно. И все время просыпался, прислушиваясь к малейшему шуму в коридоре.

Пятнадцатое октября

Утром он позвонил ей в номер. На часах было около десяти. Она сразу ответила. Договорились встретиться на втором этаже за завтраком. Вера появилась в ресторане через десять минут. На ней было лёгкое серое платье. Он обратил внимание, что она не злоупотребляет косметикой. У неё была хорошая чистая кожа. Дронго галантно встал, подождав, пока она сядет за столик.

— Доброе утро. Как спали? — любезно поинтересовался Дронго.

— Плохо, — ответила она, — всю ночь снились какие-то кошмары.

— И я плохо. Нужно было остаться в вашем номере. Ругал себя всю ночь. Иногда мы ведём себя так глупо. Из-за ненужных условностей позволяем себе совершать ошибки. Мне было просто неудобно напрашиваться к вам в номер. Если бы что-то случилось…

— Не нужно, — попросила она, — ведь ничего не случилось. А мне здесь нравится. Осталось только четыре дня. Я думаю, лучше оставаться здесь, где никто нас не ищет.

— Боюсь, что вы ошибаетесь. Нас наверняка ищут. И ищут в первую очередь вас.

— Но пока не нашли.

Он не ответил. Она выбрала кофе, он предпочёл чай. Когда они закончили завтрак, на часах было без пятнадцати одиннадцать.

— Вы ждёте звонка? — спросила Вера.

— Нет. Я должен позвонить ровно в одиннадцать, — пояснил он.

— Какой план на сегодня? — поинтересовалась она.

— Сидеть в номере и пытаться анализировать ситуацию, — пошутил Дронго.

— Вы решили, что меня нужно посадить под домашний арест, — лукаво заметила Вера.

— Да, — кивнул он, — пока мы не будем уверены, что вам ничего не грозит.

— Кажется, Чехов говорил, что женщины без мужского общества блекнут, — вспомнила Вера, — теперь у меня появился спутник.

— Тогда закончите фразу, — предложил Дронго, — вторая часть этой фразы гласит, что мужчины без женского общества глупеют. Может, мне тоже необходимо ваше присутствие, чтобы быть чуточку умнее?

— Не стану спорить, — развела руками Вера.

Позавтракав, они поднялись на пятый этаж.

Он проводил её до номера, пообещав зайти через полчаса. Ему не хотелось, чтобы она слышала его разговор с Эдгаром. Ровно в одиннадцать утра он позвонил в салон, где должен был находиться Вейдеманис, и услышал голос своего друга.

— Добрый день. Хорошо, что ты позвонил. У нас неприятности. Ранен Кружков. — Все эти слова Эдгар произнёс быстро, словно опасаясь, что их прервут. Для уравновешенного и всегда сдержанного Вейдеманиса это было слишком эмоционально.

— Как это случилось? — гневно спросил Дронго.

— Его ударила машина. Он ждал меня на углу, когда я разговаривал с одним из сотрудников Веры Логутиной. Они собирали материалы по компании «Стил-М». Их интересовали финансовые операции с акциями…

— Я все знаю, — перебил Эдгара Дронго, — где сейчас Леонид?

— В больнице. Состояние стабильное. Машина уехала, но я запомнил водителя. Если найду, тоже отправлю его в больницу. Года на два.

Никогда раньше Вейдеманис так не разговаривал. Очевидно, его потрясла наглость их соперников.

— Будь осторожен, — посоветовал Дронго, — я её нашёл. У нас осталось только четыре дня. Сумеешь продержаться?

— Постараюсь. Ты тоже будь осторожен. И насчёт Оглобина. Его характеризуют как журналиста, обычно не брезгующего любыми сенсациями. В редакции его не очень любили.

— Понимаю.

— До свидания. В крайнем случае используй четвёртый вариант.

— Договорились.