Цена главной роли

Женщина, впрочем, тут же утерла слезы и принялась деловито распоряжаться, как заносить и куда ставить. Лестница оказалась узкой, а гроб, заказанный Каменецким для звезды, большим, так что получилось не скорбное мероприятие, а праздник технической мысли. Ребятки, очевидно друзья Макса тех времен, когда он еще жил дома, весело матерились. Мы с Владом Малеевым чувствовали себя крайне неловко.

Наконец гроб внесли в квартиру и установили на четырех табуретках. Все чинно расселись вокруг. Я незаметно поглядывала по сторонам. Хоть я и не успела узнать Макса как следует, все же мне было любопытно взглянуть на обстановку, в которой он вырос. Честно сказать, обстановка была небогатой. А уж если совсем начистоту, гроб оказался самой роскошной вещью в этой комнате с полинявшим ковром на стене, пыльным сервантом и допотопным телевизором с самодельной антенной. Судя по всему, актер не поддерживал контакты с семьей после отъезда из Апальевска и не делился с родными своими звездными гонорарами.

Товарищи Макса ерзали на стульях до тех пор, пока отец покойного не сообразил:

— А помянуть-то!

Мужчины, оживившись, направились на кухню, Владик двинулся с ними, а мы остались вдвоем с матерью Макса. Я заставила себя взглянуть в лицо этой женщины. Неделю назад я взялась охранять ее сына, и теперь то, что он лежит здесь в этом роскошном гробу, — на моей совести.

Она тоже рассматривала меня.

— А вы кто будете? Тоже из этих, из кино?

Пришлось признаться, кто я. Когда я выдавила из себя слова извинения, мать Макса скорбно покачала головой:

— Да вы не убивайтесь так. Я давно знала, что он плохо кончит. Еще когда он в эту Москву подался счастья искать. Вот тебе и счастье, — она промокнула глаза уголком передника. — Нет чтобы, как все нормальные ребята, в армию сходить и работу подыскать да девку стоящую. Кино ему понадобилось. Я чуть со стыда не согрела, когда мне соседка Наталья Ивановна ляпнула, что Максимку по телевизору показывают.

— Зачем вы так, — вздохнула я. — Работа ничуть не хуже любой другой. Да и тяжелая вдобавок.

— Да вы что? — Она явно была удивлена. — Наверное, и платили ему хорошо. Вон какой гроб шикарный.

Я потрясенно уставилась на мать Макса. Или передо мной человек фантастически хладнокровный, или она в самом деле совершенно равнодушна к сыну. С кухни доносились оживленные нетрезвые голоса. Кажется, я начинаю понимать, почему Максим Ионов так рано покинул родной дом.

— А это муж ваш? — кивнула женщина в сторону кухни. Я вытаращила глаза и не сразу сообразила, что она имеет в виду Владика.

— Нет, это коллега вашего сына. Тоже актер.

— И хорошо зарабатывает?

— Не знаю, не спрашивала, — в сердцах отрезала я и, видно, перегнула палку, потому что мать Макса поджала губы и обиженно проговорила:

— Вот вы плохо о нас думаете, что мы бессердечные какие. А просто Максимка так давно из дома уехал, что мы его забывать стали. И сейчас я не верю, что это он там лежит. — Женщина покосилась на крышку гроба. — Думаю, уехал куда. Может, за границу. Он всегда мечтал за границей жить. Никогда ему дом родной не нравился.

Из кухни показались не совсем твердо стоящие на ногах друзья покойного, и мы с Владом поспешили распрощаться.

— Похороны завтра в одиннадцать, — крикнула нам в спину мама Макса. — А потом поминки.

— Обязательно будем, — заверила я и рванула подальше из этой квартиры, таща за собой Малеева, которого успели-таки заставить помянуть товарища.

Гостиница в Апальевске оказалась всего одна. Если бы кто-нибудь вздумал раздавать звезды, она получила бы ноль целых двадцать пять сотых звездочки. Мне было не привыкать ночевать на продавленных до полу панцирных сетках, а Владику после первых импровизированных поминок и подавно все равно.

Следующее утро выдалось ясным и морозным. Не верилось, что на календаре уже весна. Городское кладбище Апальевска представляло собой заснеженную равнину, на которой там и сям виднелись верхушки крестов и памятников. У свежевырытой могилы переминались родные Ионова и несколько парней и девчонок — его бывшие приятели и одноклассники. Слов было мало, мать и девочки поплакали, но быстро перестали. Четверо вчерашних друзей ловко опустили гроб в могилу и принялись умело забрасывать его землей. Видно, не впервые они занимались этим печальным делом.

Не прошло и часа, как мы оказались за длинными столами в местном кафе. Пахло борщом и блинами. Водкой столы были уставлены так плотно, словно нас раз в десять больше, чем на самом деле. Малеев предусмотрительно держался рядом со мной и старался не приближаться ни к папаше Ионову, ни к товарищам Макса.

По другую руку от меня оказалась монашеского вида девица в длинной юбке, черной кофте и платке до бровей. Она почти ничего не ела, а водку демонстративно отодвинула подальше от себя. В середине застолья — а это было именно застолье, потому что о Максиме все как-то очень быстро забыли и обсуждали свои дела, — папаша Ионов устремил недовольный взгляд на мою соседку и сердито сказал:

— Варька, чего сидишь как неродная? Выпей, помяни брата!