ЦЕНА ИМПЕРИИ

– Как ты себе это представляешь? – Насмешливо цикнул зубом сержант Ваня Белый, в бою откликающийся на позывной 'Беляк'.

– Прошли мы, значит, за периметр и под огнем охранников начинаем сломя голову носиться по территории с криками – а где это у вас тут гости незваные, взрывчатка лежит? Оченно нам надо вашу станцию взорвать, а окромя … ничего не имеем. Вот посмеются Эти… а кто, кстати стоит-то там?

– Судя по форме – бундесовцы. – откликнулся Григ.

– Вот твари! – зло сплюнул Сидр. – Мало им наши, в сорок пятом наложили. За добавкой значит приперлись! Ничего, будет им добавка, будет и жаркое!!! Вон, из России мы Этих-то уже почти повсюду выпнули, сейчас Беларусь почистим, а там и сами к ним в гости придем… Так придем, не обрадуются…

– Да не… – отозвался Виктор Бузылев, прозванный Каром – за характерную 'воронью' внешность и повадки.

– Бундесы как раз, до последнего упирались, не хотели к нам лезть.

– Так и не лезли бы, коль не хотели, – пожал плечами Григ.

– Союзники потребовали 'более активного участия Германии в миротворческой операции', пригрозив отлучить от трубы, – пояснил Кар, живо интересующийся политикой.

– А, ну раз, союзники, тогда понятно… – вздохнул Сидр. – Вот и получат, сколько всем этим союзникам чего полагается… Небось затерли-то с рейхстага надписи? Ничего, мы подновим! И не на одном только рейхстаге! А стирать их будет уже некому! – Кровожадно оскалился потерявший при одной из 'высокоточных' бомбежек всю семью Сидоренко.

Обычно строго пресекавший любую пустопорожнюю болтовню командир не вмешивался, понимая, что бойцам необходимо сбросить напряжение и смириться с мыслью о постигшей отряд неудаче. Алишер Мустафин, – 'Шерхан', 'Батя', – пожилой, немногословный татарин, вступивший в войну еще тогда, когда большинство людей еще и самой войне-то не подозревало, участвовавший в освобождении Екатеринбурга, Самары и Москвы, устало присел на кочку, обдумывая возможные действия отряда.

Точнее пытаясь обдумывать. Все мысли, как заведенные, вертелись вокруг двух вопросов. Первый был: 'Станцию надо взорвать'. Надо. Любой ценой и с любыми потерями. Шерхан был готов лечь в землю сам и уложить всех своих ребят, – только бы уничтожить проклятую станцию, но… тут всплывал второй вопрос. Взрывчатки не было!!!

Но. Хоть есть взрывчатка, хоть нет её, а СТАНЦИЮ НАДО ВЗОРВАТЬ!!! Такой шанс бывает слишком редко, и слишком много ребят, отличных, умных, веселых ребят ложатся в землю ежедневно из-за этой проклятой станции. А как весело будет на фронте, если её все же удастся уничтожить. Ай, как хорошо будет…

Знай они местоположение, и начальство не пожалело бы Бомбы – той самой, ядреной, только бы прикрыть эту станцию. Но те у кого есть Бомба – о местоположении станции не знают. А вот он, – знает, но Бомбы у него нет. Да и не нужна тут Бомба. Нужна взрывчатка, совсем немного. Нужна здесь, сейчас! Потом, через три дня, когда они дойдут до своих, уже будет поздно! Он чуял это всем своим телом, весь его опыт прямо кричал, что долго станция тут не простоит! А взрывчатки не было. И сделать было ничего нельзя.

– Возвращаемся. – Окликнул он мрачных бойцов. Немедленно прекратились разговоры, и потерявший бойца отряд развернулся назад, по своим следам.

Выходя на прихотливо вьющуюся между высоких сосен звериную тропинку ведущую прочь от проклятого болота, Шерхан тоскливо прислонился горящим, потным лбом к старой, вековой сосне. – Как же так, как же так, – размышлял он. – Эх, была бы взрывчатка…

Вспышка. Странная, невозможная вспышка под закрытыми глазами. И он, уже не Алишер Мустафин, пожилой и опытный пес войны. Он – молод. Ему всего семнадцать лет. У него есть оружие, – старая, но надежная трехлинейка, сейчас лежащая у сиденья, наган, куда как более удобный в в кабине машины. И приказ. Приказ доставить боеприпасы. Доставить – любой ценой! После недели непрерывных боев, полк отчаянно нуждается в пополнении боепитания. Патроны, гранаты, взрывчатка… вот чем набит кузов его машины. На них с напарником, возложена эта важная задача. Они справится! Они обязательно справится!

Заросшая лесная дорога освещается светом единственной уцелевшей фары. Мелькнул слева большой, странной вытянутой формы валун, почти вросший в обочину дороги. Война ранит не только людей, но и машины. Но двигатель старенькой полуторки ровно гудит. Валька уже свыкся с ней, надежной, ставшей буквально родной машиной. Он уверен, – доедет. И получивший боеприпасы полк погонит прочь фрицев, поганой метлой выгнав их с родной земли!

Но что это? Стрекот. Такой знакомый и ненавистный стрекот в воздухе. За шумом машины он слишком поздно услышал врага. И мир пропадает, исчезнув в ослепительной вспышке.