Цена империи. Чистилище

И, покрутив эту мысль в голове, академик с ехидством подумал о том, что «возможно, достаточно сократившаяся численность Романовых может в обозримом будущем получить неожиданное пополнение. Но тут циника-академика поправил мальчик Сандро, сообщивший, что после рождения Алексея матушка не сможет иметь детей, по уверению докторов. В мыслях юноши прозвучало резкое неодобрение мыслей его нового хозяина, после чего Коняев скомандовал себе «стоп», ибо щёки и уши вот-вот могли ощутимо покраснеть и в качестве успокоительного стал мысленно произносить, нет, не молитву, а требования ВАК к диссертационным работам. Эти сухие строки подействовали достаточно эффективно, и он, полностью успокоившись, сосредоточился на поглощении пищи, тем более что этот процесс приносил ему колоссальное удовольствие. Обычные продукты, простые блюда, но вот их вкус был выше всяких похвал. В двадцать первом веке для большей части населения планеты овощи, мясо и рыба без изрядной толики химических добавок, из которых пищевые добавки и антибиотики были не самой опасной составляющей, априори недоступны. Даже заядлые, потомственные дачники и огородники, закладывающие в погреб картошку, выращенную на приусадебном участке или составляя в пирамиды стеклянные банки с солёными огурцами, помидорами, забывают о той опасной химии, которую содержат в себе дожди, орошающие молодые ростки будущих деликатесов. Если сам Коняев, заставший тот период советской истории, которую приверженцы дерьмократических взглядов именовали «застоем», в детстве и в юности имел возможность попробовать натуральные продукты, то родившиеся лет на десять позже не имели об этом ни малейшего представления. Но даже и овсянка, приготовленная его матушкой в семидесятые годы, не шла ни в какое сравнение с тем, что он сейчас вкушал. А уж чай просто невозможно было с чем-то сравнить, в том числе с ужасно дефицитным индийским, на пачках которого слон стоял с поднятым вверх хоботом.

Но пока зубы и язык были заняты перемалыванием всей этой вкуснятины, уши продолжали отслеживать разговор, который вели родители. И тема заслуживала самого пристального внимания. Речь шла о предстоящем Земском соборе, на котором должны были состояться выборы нового главы государства. Михаил Николаевич уже изъявил своё принципиальное согласие на выдвижение своей кандидатуры, а глава кабинета министров, господин Валуев усиленно работает с тем, чтобы отбор прошли самые надежные выборщики, которые будут голосовать как необходимо. В любом случае, без того, чтобы власть нового монарха приобрела легитимность, далее двигаться было невозможно.

Коняев оценил изящество того хода, когда его «отец» отказался брать власть явочным порядком, как глава Государственного совета, а настоял на созыве собора. Сейчас великий князь Михаил Николаевич работал над программной речью, с которой выступит перед земством, кроме этого решая множество неотложных государственных дел. В его ведение пришли большая и малая государственные печати, и теперь именно папа

утверждал самые важные решения на высочайшем уровне. Академику было бы очень любопытно заблаговременно ознакомиться с содержанием планируемого выступления, может быть, мог что-то подсказать Михаилу, особенно что касалось земельных дел, но рассчитывать на то, что суровый родитель откликнется на просьбу совсем юного сына и допустит до черновика выступления, было совершенно невозможно. Но в этот момент частица истинного Сандро подсказала простой, но одновременно и эффективный выход.

Дело в том, что пару лет тому назад он совершенно случайно обнаружил, что в комнатушке, находящейся прямо под кабинетом отца, великолепно слышно всё, что в нём происходит. Что и позволило ему быть в курсе очень важного для него разговора родителей о том, служить сыну на флоте или нет. Грех было не воспользоваться сим счастливым обстоятельством, и примерно через полчаса Коняев занял необходимую позицию и чутко прислушивался к звукам, идущим со второго этажа. При этом он никак не мог избавиться от мысли о том, что в романе «Адъютант его превосходительства» далеко не все выдумано.

И вот настал час истины. После шагов его отца по кабинету, шуршания платья, по которому стало ясно, что любезная Ольга Федоровна заняла свое место в большом и удобном кресле, послышалось откашливание, а затем и слова будущего выступления. У Сандро это вызвало гордость за дорогого папа, а у Коняева чувство уважения и одновременно растерянности от самой последней фразы, которую он отлично знал из книг и статей, но она должна была прозвучать уже в веке двадцатом и из совершенно иных уст. Уже вернувшись в свою комнату, он долго не мог прийти в себя, ведь он услышал вот это: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». В его голове был настоящий сумбур, и он мысленно спорил сам с собой.