Цена измены

Другие: ничего он там не сделает, он — винтик в огромном механизме, от него ничего зависеть не будет. Будет выполнять указания и еще что-то изображать, трепыхаться, дабы о нем не забыли.

Но ошибаются и те, и другие. Русский шатер у стен НАТО возник благодаря подписанию так называемого Основополагающего акта о взаимодействии России и Североатлантического альянса. Десять лет назад — это была другая страна, годы тяжелейших наших испытаний, когда Ельцин удержал зубами власть, когда Россия была деморализована, когда Чечня диктовала Кремлю свою волю, когда уже накатывалась вторая чеченская война, когда НАТО расширялось огромными скачками и плевало на наши всякие риторические барабанные удары. И в этот момент, тем не менее, был подготовлен акт о взаимоотношениях с НАТО. Этот документ стабилизировал все метания российских элит того времени — то вступаем в НАТО, то обещаем показать кузькину мать. Несмотря на все кризисы тяжелейшие, дискуссии, которые шли между нами и натовцами после бомбардировок Югославии, все-таки возникло ощущение того, что так, как раньше, жить нельзя. Новое российское политическое руководство, пришедшее к власти в 1999–2000 годах, вообще исходило из предположения о возможном преобразовании, трансформации НАТО в некий союз государств Северного полушария Земли, способный дать отпор новым угрозам. Не военным, а угрозам террористического плана, или, как сейчас принято говорить, «угрозам XXI века». В этой связи наша внешнеполитическая деятельность была резко интенсифицирована. Ее результатом стало появление в Брюсселе постоянной миссии, постоянного представительства Российской Федерации, которое состоит из двух частей: есть военная миссия и главный военный представитель, сейчас это вице-адмирал Кузнецов. И заодно с ней действует политическая миссия, которая состоит из дипломатов и представителей различных ведомств, отвечающих за безопасность России и ее граждан. Главный военный представитель России является заместителем постоянного представителя России. На мой взгляд, это правильное сочетание — военный подкрепляет политическую миссию.

Сначала эта миссия появилась на базе российского посольства, потом она стала отдельным звеном. Роль ее чрезвычайно важна. В отличие, скажем даже, от нашего участия в делах Евросоюза. Там мы работаем в двустороннем формате — есть Российская Федерация и есть Евросоюз, и саммит Россия — ЕС проходит в таком ключе: сидят российский президент и наша делегация, а напротив председательствующий в Евросоюзе, например, премьер-министр одной из стран, и руководство Европейской комиссии.

Здесь же мы участвуем в диалоге двадцати семи стран, каждая из которых представлена в национальном качестве. И вопросы, которые рассматриваются на Совете Россия — НАТО, а он собирается раз в месяц на уровне постоянных представителей и два раза в год на уровне министров иностранных дел и на уровне министров обороны, обсуждаются консенсусно, то есть по взаимному согласию. Это очень глубокая интеграция России в широкий круг проблем безопасности в мире. Это очень интересно. Замена генерала армии Константина Васильевича Тоцкого, который там пять лет отработал, на политического представителя говорит, наверное, о том, что мы сейчас будем больше уделять внимания политическим, мировоззренческим аспектам взаимоотношений с НАТО, чем вопросам сугубо военного сотрудничества.

И второй момент — возможность использования этой точки в Брюсселе для развития публичной дипломатии. Это возможность воздействовать на общественное мнение стран — участниц НАТО. Идти на дискуссии, ввязываться в публичные дебаты или же, наоборот, вести умиротворяющие беседы. Работать с парламентами, политическими партиями. Это гораздо важнее, чем просто сидеть в аудитории дипломатов и вести сугубо профессиональный разговор.

Общественный деятель не будет стесняться говорить какие-то вещи откровенно, говорить простым языком, без всяких чисто дипломатических языковых фигур вроде — «нюансирование модальности формата диалога». И это может оказаться очень нужным и очень полезным сегодня.