Цена измены

А. П. Когда я беседую с убежденными рыночниками — такими, например, как Чубайс, — я слышу некую безусловную аксиому. Государство — неэффективный собственник. Оно управляет неэффективно. Частный собственник эффективен, поэтому в его руках должна сосредоточиться вся национальная собственность. На вашем заводе 49 % собственности в руках у частника: За эти «капиталистические годы» сумел ли частник создать здесь новый уклад? Внедрил новые системы управления? Оснастил верфь новой техникой? Предложил новую концепцию развития? Или просто вывез на сторону самое ценное, оставив один, как вы говорите, скелет?

И. О. Вопрос не простой. Я проработал последние двадцать лет на государственном предприятии, и делаю заключение: государственное управление неэффективно. Оно сводится к одному. Ставится директор, руководитель предприятия, и пусть он крутится, как хочет. Выживет, не выживет. Утонет, не утонет. Но если государство ошибалось в выборе, это приводило к краху огромных начинаний, гробило крупные предприятия. Что касается частника, то судить о нем по его поведению в эти недавние годы очень сложно. Ведь у нас частник пришел из той же государственной системы, которая не умела управлять такими крупными активами, как судостроительный комплекс. Частник подходил к доставшейся ему собственности иждивенчески, брал, но не вкладывал. Сейчас, как мне кажется, частник понял, что весь потенциал доставшейся ему советской собственности исчерпан. Теперь он либо должен управлять ею по классической капиталистической схеме, вкладывая, а не только забирая. Если же он не способен управлять, будь добр, передай тому, кто умеет. Те выходцы с завода, у которых 17 % акций, уже не могут просто сидеть и ждать дивидендов. Или пусть впрягаются, вкладывают, развивают завод, или пусть уступят свои акции другим.

А. П. 

Значит, поверим Чубайсу на слово?

И. О. 

Я не ярый рыночник. Мне кажется, мы кинулись в рынок с закрытыми глазами. Нельзя было кидать в рынок такую отрасль, как судостроение, без предварительной подготовки. Мы не создали систему лоббирования заказов за рубежом. Не создали законодательную базу такого перехода. Не поняли, как поведут себя бесчисленные смежники, когда исчезнет единое, министерское управление. Необходим был эволюционный период, когда отрасль, нацеленная на войну, не считавшая денег, привыкшая к абсолютному вниманию государства, была вброшена в рыночную стихию. И в этой отрасли многое погибло. Когда я получал назначение на «Янтарь», передо мной не ставилась задача добывания прибыли. Была задача — восстановить завод, разрушенный в период реформ. И теперь государство относится к своей собственности рачительно. Не требует немедленных дивидендов. Готово полученную прибыль направлять в развитие.

А. П. Но уже в период реформ, во время этой «черной дыры» русской истории, на заводе было два собственника? Они себя вели по-разному или одинаково?

И. О. Абсолютно по-разному. Собственник-государство не умел пользоваться оставшейся в его руках собственностью и как бы устранился. А крупный частник набросился на эту собственность, чтобы выжать из нее максимум. Теперь же взгляды частного акционера и государственного начинают сближаться. Частник перестает свирепо эксплуатировать собственность, потому что от нее почти ничего не осталось. А государство очнулось, решило, что завод ему нужен, и начинает управлять оставшейся собственностью, но уже с рыночным опытом.

А. П. Когда мы осматривали с вами завод, вы показывали старые станки еще германских времен, и советские послевоенные, и станки семидесятых годов. Пожилые рабочие работали на небольших оборотах, ухаживали, смазывали. Это они, не хищники, не рвачи, исповедуя неписаную государственную этику, сберегли оборудование, сберегли завод, совершив невидимый миру подвиг.