Граф еще больше понизил голос, наклонившись поближе к принцу, и как ни напрягал слух глава Даккарая, он ни слова не смог разобрать. Зато кожей почувствовал на себе заинтересованный взгляд сразу двух пар глаз - хоть и не подал виду. Ну, ясно! Чьей племянницей является Кассандра Д'Элтар, все знают. Как и то, кто ей теперь приходится теткой.
- Вот как,- пробормотал его высочество.- Любопытно.
И улыбнулся стоящей перед ним девушке. Герхард за ним повторять не стал: пройдет ли племянница Астора Д'Алваро последние испытание, нет ли, какая разница? Графство уже у него в кармане. И принц при всем желании не сможет ткнуть главу школы носом - не во что... Хоть какое-то утешение, подумал герцог эль Виатор, кивнув мастеру-наезднику.
Кассандра Д'Элтар сунула ногу в стремя. А его светлость, опустив глаза, сверился со списком - таким же, как тот, что лежал перед его высочеством - и подавил тяжкий вздох. Восемьдесят вторая. Значит, еще примерно столько же, почти на три десятка больше, чем в прошлый раз. 'До самого вечера провозимся,- без удовольствия подумал он.- И потом еще торжественный ужин в честь нового поступления... Если, конечно, кое-кто не выкинет очередной фортель'
Бросив мимолетный взгляд в сторону наследного принца, герцог без всякой надежды качнул головой. Рауль Норт-Ларрмайн в последнее время стал щедр на сюрпризы - и, к большому сожалению главы Даккарая, боги почему-то были на его стороне.
Солнце уже закатилось, напоследок опалив алым пламенем золото пустоши, и уступило место бледной луне. Налитое чернилами небо раскинулось над Даккараем, скрыло очертания гор, расцвело мириадами звезд и звездочек - и невыносимый зной растворился во тьме вместе с хлопотами и суетой почти прошедшего дня.
Ежегодные вступительные испытания завершились. Те, кому не повезло, покинули школу сразу после оглашения списка избранных, а оставшиеся счастливчики теперь прощались у распахнутых ворот с родными и близкими. Час был поздний, недавним сопровождающим предстоял долгий путь домой, усталость и былые волнения давали о себе знать, но каждый медлил, оттягивая неизбежную разлуку. Чуть захмелевшие не столько от вина, выпитого на торжественном ужине, сколько от гордости за своих чад матери и отцы сжимали в объятиях растерянно улыбающихся новоиспеченных кадетов, а те, конфузясь, оглядывались на новых товарищей: что-то они подумают?..
Кассандра по сторонам не смотрела. Впрочем, как и на отца - она стояла перед ним, уставившись в землю, и молчала. Барон Д'Элтар, чей экипаж уже подали, тоже искал и не находил слов. Они оба словно отвыкли за эти несколько дней друг от друга: они делили одну повозку, говорили каждый день 'Доброе утро' и 'Доброй ночи', бок о бок пересекли четверть страны - рядом, но не вместе. Последний разговор в ночь отъезда из дома стеной встал между ними, и ни отец, ни дочь, впервые по-настоящему столкнувшиеся лицом к лицу, не знали теперь, как ее разрушить.
Кассандру приняли. Последнее испытание она выдержала достойно, легко оседлав дракона и без помех подняв его в воздух - пусть и с небольшой помощью страхующего позади мастера. Она ни разу не покачнулась в седле, не взглянула вниз, оба круга прошла ровно, не дергая попусту повод, и посадила зверя на манеж не хуже других. Опыта ей, конечно, недоставало, однако та самая теория, единственный ее багаж, Кассандре все-таки пригодилась, а ночные тренировки с бревном тем более. К тому же, на лошади она всегда держалась прекрасно, и поводья ей были не внове. Кассандра справилась, пусть не блестяще, как та же Кайя Освальдо, но справилась.
Руэйд Д'Элтар не мог сказать, рад он этому или нет: с одной стороны жертва шурина все-таки не стала напрасной, но с другой... Там, в Большом загоне, сидя на трибуне и глядя, как его дочь поднимается в воздух верхом на драконе, он вдруг почувствовал необъяснимую горечь утраты, словно его маленькая Кэсси отрывалась не от земли, а от него самого. Он, замирая, смотрел на распахнувшего крылья зверя, на то, как черный штурмовик плавно кружит над головами, а видел только дочь - крепко держащую в руках натянутые поводья, непривычно серьезную, до странности взрослую, какую-то незнакомую, почти чужую, - и непонятное щемящее чувство стискивало его сердце. Нет, он не корил себя за то, что в тот злосчастный вечер дал волю гневу. Он говорил тогда чистую правду, и сейчас сделал бы то же самое, случись нужда. Но он впервые осознал, что теряет.
- Мне пора,- прервав неловкое молчание, наконец проговорил барон. Кассандра кивнула, не поднимая на него глаз.
- Да, наверное,- сказала она.- Обними от меня маму и Крис.
- Обязательно,- пообещал тот, оглянувшись на призывно распахнутую дверцу экипажа.- Не забывай писать домой.
Она снова кивнула.
- Хорошо.