Цена мести

Он кашляет на том конце провода, видимо, чем-то подавившись. Ника бы даже улыбнулась, если бы нашла в себе силы.

— Что значит выгнал? Погоди. Ты, наверное, что-то не так поняла.

Ей приятно его беспокойство.

— Макс, а как можно по-другому понять слова: «убирайся вон из моего дома»? — дома, жизни, сердца, души. Он выбросил её отовсюду, избавился, оставив догнивать, разлагаться на обочине. Глядишь, позже воротится посмотреть, не сдохла ли под гнётом глупых чувств.

— У вас же… всё было нормально вчера. Что изменилось? — ох, Макс, Макс, ей бы тоже хотелось знать.

— Если бы находилась в курсе дел, может, нам бы удалось обсудить, но он н-не рассказал, — говорит, запинаясь, потому что сложно вести об этом речь, тяжело произносить вслух то, что страшно прокручивать в голове. Сцена без того заела пластинкой. Лучше бы память сбоила старым царапанным диском, проку было бы больше. По крайней мере, для её нервной системы.

— Выходит, ты не у брата?

Она фыркает, звеня металлом о фарфор кружки.

— Выходит, что нет. Вам придётся справиться на вечеринке без меня, — неудачно шутит, закусывая розовую губу до крови.

— Что случилось? — шепчет он участливо.

Ника забирает волосы в хвост, ставит на громкую.

— Я настояла, чтобы он всё-таки поговорил с Ксюшей, — морщится она. — Поговорил. Из компании вернулся другим. Я не знаю, что он увидел или услышал, — чёрт, чёрт, чёрт! Слёзы всё-таки текут по побледневшей коже, которую уже саднит от избытка соли.

— Ты что, плачешь? Блядь. Ника, не реви. Я сейчас буду. Скажи адрес.

Она мажет влагу по лицу, всхлипывает.

— Н-не надо, — звучит слишком жалко.

— Не спорь. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Ты сможешь с ним объясниться, я устрою встречу.

Губы дрожат, её потряхивает, как при ознобе в лихорадку. Она не уверена, чего желает в самом деле. Чтобы её оставили в покое или успокоили, сжав в крепких объятиях. Лучше бы это были руки Дена.

Боже! Везде он: в голове, теле, сознании. Его так много, что даже жутко.

— Хорошо?

Она со сдавленным стоном утирает сопливый шелушащийся нос, прочищает горло и отвечает:

— Хорошо.

Никольский заезжает спустя тридцать минут, выглядит таким взмыленным, будто бросил все дела и примчался. Ей неловко от того, что он так торопился. Он видит её потрёпанный вид, ведь даже слой косметики не помог скрыть следы бессонной ночи, тон не справился с синяками.

Перед выходом она оторопела от отражения в зеркале, та девица с потухшим взором не могла быть ею, но она была. Следы от поцелуев из фиолетовых стали жёлто-коричневыми, ей захотелось замазать и их. Удержалась, отдав предпочтение водолазке с высоким горлом вместо футболки.

— Прости, — извиняется не пойми за что Макс в самом конце маршрута. Они останавливаются у высотки в двадцать этажей.

Она качает головой.

— Тебе не за что просить прощения, — кому бы не помешало, так это его брату. Чего толку лгать, простила бы, всё простила: и грубость, и новые шрамы. Они зудят, сокрытые под мышцами, сухожилиями, костями. Они в её душе.

— Я никогда бы не подумал, что он может так поступить, — голову опускает, волосы падают на зелёные глаза.

Ника кладёт ладонь ему на плечо, надеясь приободрить, хотя здесь именно ей больше всего нужна поддержка.

— Это не твоя вина, — повторяет она то же, что и себе раз за разом в безуспешных попытках перестать оправдывать действия Дена.

Макс вздыхает, с шумом выпуская изо рта воздух.

Они поднимаются на двенадцатый в его квартиру. Вполне добротная студия, такая стоит целое состояние из-за местоположения.

— Чай, кофе, вино? — предлагает он, подходя к балкону.

— Я похожа на того, кто нуждается в утреннике? — беззлобно язвит она, забираясь на диван с ногами.

Он хохочет тихо, наконец, теряя озабоченный вид, плечи расправляет, вытягиваясь в росте. Становится похожим на самого себя. Такого Максима она знает, таким он ей понравился.

— Тогда это для вас, — улыбаясь, говорит он, протягивая откупоренную бутылку. — Как правильно, кстати, мадам или мадмуазель?

Теперь смешно уже ей, ведь именно по его части — разбираться в подобных вещах. Задумывается, потому что, кто знает, кто она ныне. Кольцо не покидало пальца, а в паспорте нет штампа о разводе. Юридически, получается, до сих пор мадам.

— Давай просто по имени, ладно? — хмыкает, делает большой глоток прямо из горла под улюлюканье Никольского.

— Как скажешь, — он похож на вечно неунывающего ребёнка в данный момент. Её радует, что выбралась из маминой хрущёвки, иначе так бы и продолжала жалеть себя, ощущая, как разваливается на части.

Алкоголь даёт в голову моментально, притупляя саднящее чувство в груди. Он растекается по организму анестезией, не латая, лишь закрепляя на свежих ранах бинты, которые позже обязательно слетят, ведь запаять дыру в сердце попросту невозможно.

Вино вяжет на языке, Ника глотает, не обращая внимания на то, как капля стекает по подбородку на светлую ткань одежды. Макс замечания не делает, стоит напротив, опершись о стол, болтает свой креплёный напиток в бокале. Кубики льда то и дело ударяются о стекло, издавая соответствующий звук.