Цена молчания (СИ)

- Олег Викторович с ней поговорит. Так ты поедешь со мной?

- Не знаю, – выдохнул Роман. – Когда?

- Через неделю. Потом он уезжает куда-то на съемки и вряд ли скоро появится. Ладно, – Леха посмотрел на часы, – мне еще статью дописывать. Пока, – и выйдя за дверь, добавил: – Телефон купи.

Островский кивнул и попрощался. Устало потер глаза, подняв очки на голову, и задумался. Ехать или не ехать? Вот в чем вопрос...

Глава 15

Прикосновения... Прикосновения, почти забытые уже, но такие родные. Руки, скользившие по телу, оставляя память, оставляя боль, оставляя удовольствие. Что могло быть лучше, чем чувствовать их, забываться в них, любить, как в последний раз. Это было ярко, по-настоящему, живо. Она чувствовала его тело, запах, слышала голос.

Он был в ней, с ней, любил ее. Как никогда. Старый диван скрипел под натиском тел, простынь сминалась так, что ни один утюг не разгладил бы ее, стоны, казалось, должны были услышать все жители подъезда. И вдруг все стало отдаляться... Ей нужно было удержать его рядом, вырвать у подсознания еще минуту удовольствия, но нет. Всему настает конец.

Оттого пробуждение было сродни пытке, хотелось вернуться туда, в свой сон. Быть рядом, чувствовать, любить.

В ухо затекла маленькая соленая капля, стало щекотно, но все ощущения притупляло то, что жгло в груди. Тупая, тягучая боль, которую невозможно было выжечь, вытравить из себя. Память, которая рвала, терзала изнутри, заставляла каменное сердце плакать.

- Оставь меня, – прошептала Ольга в пустоту и темноту ночи.

Она никогда не чувствовала себя одинокой, скорее просто свободной, но теперь одиночество накрывало, становилось болезненным. Люди свободны, пока не потеряют того, кто становится смыслом жизни, родственной душой, а потом только одиночество. Такое острое, невыносимое...

Три часа ночи, первый весенний ливень и щемящая боль в груди. Вот и все, что осталось.

- Теперь я не одна, – шепнула Ольга, впервые приложив руку к животу, и поняла, что этот ребенок ей нужен. Нужен для нее, чтобы не быть одинокой, чтобы убить эту горечь, чтобы... Нет, это эгоизм, чистой воды эгоизм, но ей это надо.

Телефон манил, притягивал взгляд и заставлял чесаться руки. Она не выдержала. Слушала гудки, кусала ногти и наконец услышала:

- Да!

- Привет...

Так много нужно было сказать, но так мало слов срывалось с губ.

- Привет.

Повисло молчание, но и его было достаточно. С ним и молчать было хорошо, просто слушать дыхание, которое забивало собой все щели одиночества, реанимировало душу и создавало иллюзию.

- Как дела? – спросила Ольга.

- Неплохо. У тебя как?

- Нормально. Извини, что поздно...

- Ничего. Не спится?

- Нет.

Опять молчание, опять невысказанные слова жгут язык, но умирают там же, не выйдя наружу.

- Работаешь над новой книгой?

«Дура!!! Что ты спрашиваешь?» – подумала Ольга.

- Да, – выдохнул он в трубку.

- А я возвращаюсь к работе над киносценариями.

- Это хорошо, у тебя отлично получается. Самойлов уговорил?

Ольге показалось или в его невозмутимую интонацию просочился сарказм.

«Да не сплю я с Олегом!» – едва не сказала она, но поняла, что это бы звучало как оправдание. А оправдываться ей было не за что, поэтому отделалась коротким:

- Да, – и добавила: – Пока.

- Пока, – ответил он и отключился.

Ольга сделала только хуже, как будто сорвала образовавшуюся корочку с только начавшей затягиваться раны, и она снова начала кровоточить. Им нечего было друг другу сказать, точнее они не хотели говорить о том, что важно.

Стены квартиры давили, темнота почти физическим грузом опускалась на плечи, хотелось кричать, чтобы все то невысказанное вышло наружу. Ольга снова набрала номер, только на этот раз другой, и через шесть невыносимо длинных гудков услышала сонное:

- Алло! Что случилось?

- Ничего. Можешь приехать?

- Почти четыре утра, Оля.

- Олег, пожалуйста...

- Делай кофе, через полчаса буду.

Роман едва опять не запустил в стену новый телефон. Он не хотел просто слушать ее голос, он хотел ее видеть, чувствовать. Он хотел ее. Он знал, что был немного грубоватым, немногословным, но ничего не мог с собой сделать – это его собственное бессилие перед расстоянием и невозможностью прикоснуться.

«Я поеду», – решил Роман, хоть и так это понимал, знал с самого начала, что поедет, но признаваться сам себе не хотел. Он не знал, что делать с этим чувством – то ли принять, то ли попытаться вытравить из себя. Но понял одно: так просто это оставить нельзя, а то незавершенность съест его.

- Ну и что мы страдаем в четыре утра? – спросил Олег, заходя в квартиру.

Ольга в ответ только пожала плечами. Нечего было ей сказать, но и сидеть одной, перебирая непрошенные мысли, тоже не хотелось.

- Кофе готов, ничего к нему не предлагаю.

Олег улыбнулся. Помнит, что он до обеда ничего, кроме кофе, в себя закинуть не может.

- Уже не тошнит от запаха?

Отрицательно покачала головой и ответила:

- Как перестала курить и вливать в себя литры арабики, почти нет. Я хочу оставить ребенка, – без перехода выпалила и поняла, что сейчас, произнеся вслух эти слова, сделала окончательный выбор.