Агнию Львовону в салоне использовали в качестве теста на психологическую устойчивость. Ливитцкий считал, что она расшатывает психику надежнее литра водки. Агния Львововна обладала мощным шизофреническим полем, которое действовало на людей, склонных к порядку и строгой дисциплине, по-научному говоря эпилептоидно-паранояльного психотипа, как запах вокзального туалета. При слабой воле под предельной токсодозой изнутри могло хлынуть такое, что только держись. Никакой экстрасенсорики не надо, чтобы обнаружить тщательно скрываемые комплексы, все само перло наружу. Дай бог, если в приличной форме. А то некоторые так буянили, что приходилось подд руки выводить из салона. Навсегда.
Салин счел, что тест пройден, и дал знак Ливитцкому.
Ливитцкий под благовидным предлогом вызволил Дмитрия из плена, выдержал в ничего не значащем разговоре, окуривая трубкой, и подвел для представления Салину.
– Позвольте, дорогой Гость, представить вам нашего молодого брата Юлиана, – светским тоном произнес Ливитцкий. В его салоне все фигурировали под самыми странными псевдонимами. Себя Ливитцкий окрестил Чезаре.
Салин, не вставая, протянул вялые пальцы. После "мастерского" рукопожатия, когда три его пальца легли в сильную ладонь Дмитрия, он указал на кресло рядом с собой. Ливитций с поклоном удалился.
Салин не мог не отметить, что Рожухин держался, естественно, без излишнего напряжения, но не растекся в кресле, как было принято у молодежи. Спина осталась по-военному прямой. Салин намеренно тянул паузу, выманивая на первый ход. Дмитрий внешне равнодушно выдерживал его изучающий взгляд и губ не разжимал.
– Что для вас власть? – спросил Салин.
Неожиданный вопрос, заданный без предисловий и предварительной разминки, должен был пробить невидимые доспехи собеседника. Дмитрий лишь медленне обычного опустил веки, сморгнув.
– Насилие и перераспледелени благ, – ответил он.
– Одно без другого разве не бывает?
– Без насилия распределение невозможно, насилие без цели – паталогия.
Салин не смог сдержать вежливой улыбки.
– А разве вам не нравиться осуществлять насилие?
– Мне нравяться цели, которые я им достигаю.
– И в чем ваши цели, позвольте узнать?
– В новом уровне власти.
– И когда вы себе скажете "хватит"?
Дмитрий с тонкой улыбкой ответил:
– Думаю, "хватит" я раньше услышу от других.
– Хм. И вы их послушаете?
– Если они приведут достаточно веские аргументы. Которых на тот момент не будет у меня.
По тону чувствовалось, что он имеет ввиду вовсе не слова.
– Вы неосторожно откровенны, молодой человек.
– Ваши вопросы, дорогой Гость, выдают вас не меньше, чем мои ответы.
Салин изобразил на лице вежливую иронию.
– Очень хочется знать, что же вы выведали?
– Вам привычна та степень власти, о которой я могу только мечтать. Она… – Дмитрий сделал округлый жест кистью руки, подбирая нужное слово. – Незрима. Потому что уже не нуждается во внешних формах проявления.
Салин решил, что настал момент для последнего испытания.
– Если вы обратитесь за консультацией к нашему мастеру, то он вам разъяснит, что незримой силе служат. Никогда не пытайтесь подчинить ее себе. Это плохо кончается.
Дмитрий, подумав немного, согласно кивнул.
Салин посмотрел за окно. Ветер размазывал по стеклу дождь.
Улыбнулся своим мыслям.
Стас недоуменно посмотрел на шефа. Такие вот улыбочки он не раз видел у людей, принявших вопреки уговорам и угрозам окончательное решение.
– Виктор Николаевич, я настаиваю на изменении маршрута. Хоть так я могу гарантировать вашу безопасность.
– Делай, как считаешь нужным, Владислав. Я полностью тебе доверяю.