Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Было бы легким, но ошибочным путем рассматривать эти различные варианты обращения в черном и белом цвете, в плоскости «справедливо-несправедливо», как это делается в работах Двингера, Торвальда и Клейста. За свою слабость, проявленную ими в 1941 г., когда эти люди пошли служить немцам, чтобы не лечь в груды умерших от голода и тифа в «дулагах» (концентрационный лагерь. — Пер.),

сотни тысяч в 1945 г. столкнулись с перспективой долгих страданий. С другой стороны, тысячи солдат частей омерзительной коллаборационистской полиции избежали выдачи Советскому Союзу просто потому, что они могли заявить, что они галицийцы, латыши или литовцы или эмигранты с дореволюционных времен. Они стали военнопленными западных союзников, затем DP (перемещенными лицами. — Пер

.) и, наконец, гражданами иностранных государств, где они и живут сегодня, а их зловещее прошлое зачеркнуто и забыто. Можно даже пофарисействовать над советской практикой требования выдачи масс людей, которые не хотят возвращаться, требования их выдачи для того, чтобы использовать как рабов или подданных без права на гражданство. В стране, которая никогда не была под немецкой оккупацией, невозможно понять менталитет «освобождения», ужасную охоту за жертвами и козлами отпущения, чтобы компенсировать годы крушения надежд и пренебрежения. Надо представить себе солдата Красной армии, который четыре года вел жизнь, которую едва ли назовешь человеческой, будучи оторван от дома, семьи и лишен самых элементарных удобств, встретившего теперь толпы своих соотечественников, которые сражались против него на стороне врага. Он не видел условий, в которых около четырех миллионов русских погибли в немецком плену. (Всего в немецком плену (а также около 500 тыс. безвестно павших на поле боя) погибло (и не вернулось, т. е. включая вышеупомянутые 180 тыс.) 2283,3 тыс. военнослужащих Красной армии. 939,7 тыс. из числа попавших в плен (и пропавших без вести) были в ходе войны вторично призваны в ряды Вооруженных сил СССР. Вернулось из плена, как уже упоминалось, 1836 тыс. Итого 5059 тыс. (из них 500 тыс. не было включено в списки войск — пропали без вести в составе мобилизованных по пути в войска). — Ред.

). Но он увидел русских пленных в новом германском обмундировании, откормленных и, по его стандартам, хорошо ухоженных. Разве совсем не «по-европейски» будет, если этот солдат «сорвется» и будут случаи массовых расстрелов? Намного ли лучше обстояли дела с более старыми культурами Запада?

Достаточно только провести сравнение с Францией — страной с населением, составлявшим только четверть от населения Советского Союза, страной, которая уж точно не предоставила Германии солдат числом от 800 тыс. до миллиона — а фактически не более чем несколько тысяч человек для коллаборационистской «милиции» и около тысячи французских добровольцев для СС. И тем не менее, согласно заявлению, сделанному министром юстиции 11 апреля 1952 г., со времени освобождения были казнены 10 519 французов, и только 846 из них — по приговорам, признанным законными. Число приговоров к тюремному заключению за коллаборационизм составило 38 266, а 2400 французов семь лет спустя после войны еще оставались в тюрьме.

С точки зрения союзников, выдача советских подданных Советскому Союзу была неизбежной, поскольку стремление к победе и продвижение к миру требовали принесения в жертву личных желаний и мнений. Русские настояли на своих правах еще осенью 1944 г. В октябре и ноябре около 10 тыс. русских, добровольцев и вывезенных насильно «восточных рабочих», которые были захвачены во Франции, были без разбора, «гуртом» отправлены пароходами из Гулля (город и порт на северо-востоке Англии, теперь Кингстон-апон-Халл. — Пер.) в Мурманск. Союзной прессе была выдана информация, что возвратившихся странников встречали в России как героев, но это не помешало определенному числу татар и калмыков вырваться из транзитного лагеря в Транби-Крофт (поместье у деревни Анлаби, к западу от Гулля. — Пер.) и разбежаться по сельской местности в Линкольншире. Русские были настолько пунктуальны на этот счет, что правительство генерала де Голля получило суровую дипломатическую ноту, поскольку некоторые из дезертиров скрывались во французском движении Сопротивления.