Цена Рассвета

От нее пахло страхом, но именно она сидела в кресле командира; хорошо хоть молчала.

Красивая сказка об элите в воздухе и на земле расползалась под пальцами, как ветхая ткань.

Арья прикрыла глаза и принялась считать про себя — до ста и назад, в обратном порядке. Дыхание замедлялось, мандраж уходил окончательно, и растворялось, вытекало через кончики пальцев куда-то наружу даже детское упрямое несогласие, недоверие к столь отчаянно трусящему командиру.

«В задачи штурмана входит и посильная помощь пилоту, а иногда и контроль над его состоянием…» — вспоминала она слова одного из преподавателей. Некоторые возможности для контроля у нее действительно были. Правда вот выбор получался отвратный — либо разбиться с Масей, которая просто не может не допустить ошибку, либо вернуться на борт авианосца, не выполнив задание. Трибунал или смерть, варианты — один другого краше.

«Нас подставили, нас всех жестоко подставили с самого начала. И меня — я заложник при этой истеричной дуре. Какая же хитрожопая сволочь придумала провести предполетный медосмотр ДО объявления задач? Ведь Маську же не пустили бы в полет, и я пошла бы… ну, не с Иштваном, но с кем-то из старших…» — вновь теряя равновесие, размышляла она. Но это была уже рабочая, полезная злость. Вернуться назло той подлой скотине, которая все это спланировала и устроила…

— Проверка курсовой системы… — забубнил за спиной Стасик.

Толчок — отделение ОДМа от борта авианосца. Теперь «ржавое корыто», снабженное одноразовыми тормозными устройствами, будет снижаться до тех пор, пока не достигнет второй плановой высоты. Там створки раскроются, как лепестки цветка, и эскадрилья начнет работу.

Самым жутким моментом во всей операции оказались именно минуты между отделением от авианосца и точкой раскрытия. Именно в этот момент все, кто сидел в модулях, были максимально беззащитны. Несколько ударов с орбитальных станций — и даже те, кто уцелеет при попадании ракеты, не смогут либо удержать управление тяжело нагруженной машиной, либо погасить скорость до посадочной.

Да и о какой посадке может идти речь, если внизу — чужая планета, по которой они собираются нанести объемный бомбовый удар? Причем по стратегически важному объекту, сети заводов, производящих новую модель двигателей Шипова, да еще и в таких количествах, что даже последнему дураку ясно — завтра пространственные истребители и бомбардировщики синринцев, оснащенные ими, окажутся над Вольной.

Тысячи, десятки тысяч самых современных машин в мирном небе Вольны. Противопоставить же им нечего. Единственное, что еще можно сделать — нанести превентивный удар.

Второй толчок, куда более резкий, отдающийся болью в позвоночнике, несмотря на конструкцию кресла, призванного гасить подобные удары. Бьющий по глазам даже сквозь двухсантиметровой толщины пластик с поляризационным покрытием свет солнца.

— И п-понеслась душа в рай, — прокомментировал это Стасик.

Арью это даже не зацепило. Все перестало иметь значение — дурные предчувствия, глупые реплики Стасика…

«Наставление по производству полетов надлежит знать наизусть, ибо оно написано кровью, а все приметы — тщета суеверия», — сказал ей инструктор еще в училище, когда она нервно дернулась на словах «последний раз поднимаемся — и все».

Руки летали по приборной панели, задавая все необходимые параметры. Автоштурман, расчет времени, автомат сброса бомб, приблизительная траектория кабрирования… Все, как на учениях, только внизу была не мирная зелень полигона, а ослепительно блистающий снег и серые проплешины скал Синрин.

Все, как на учениях — безопасно и беспроблемно, как-то невероятно легко и спокойно, словно не взаправду. Спустились рисково, по-хамски — до трех тысяч метров; точно отбомбились по заданному участку. Стасик переговаривался с другими экипажами, и у всех все шло, как по маслу, и диспетчер ежеминутно сообщал, что торопиться некуда, синринцы подойдут не ранее, чем через час. Только бился в висках изумленный вопрос «Почему? Как удалось?».

Командир выполнила предельный вираж, чтобы дать Арье осмотреться и визуально проверить эффективность бомбометания. Штурман посмотрела вниз и впервые за почти час полета почувствовала что-то помимо удовлетворения от точности собственных действий и слаженности экипажа.

Пожалуй, это «что-то» было подозрительно близко к шоку.

— Командир, погляди-ка сама. Где завод-то?

Признаки поражения крупного индустриального объекта — количество дымов, их цветность и плотность, — Арья знала наизусть. То, что они обе увидели внизу, по всем характеристикам совпадало с гражданским объектом высокой плотности заселения.

— Бортинженер, экран, обзор. Увеличение. Еще.

Скопления пятнышек и черточек, то и дело застилаемые дымом, превратились в четкую картинку, и более всего она напоминала термитник со срезанной крышкой, в который бросили гранату. Потоки пены из чудом уцелевших противопожарных автоматов, небольшие взрывы — резервуары с чем-то горючим, пожары… и ни одного цеха или промышленного помещения.

— Промазали? — спросил Стасик.