– Так ты ещё и не помнишь, бессовестная рожа?! Приказы монастырского казначея Егора не знаешь? – взвизгнула Лиска и даже притопнула от возмущенья ногой. – Мы к тебе с величайшим трудом и опасностью человека доставили, который знает, как Навь победить, а ты у ворот нас задерживать вздумал?! Открывай, сволота!
Услышав такое, в толпе начались разговоры, быстро переросшие в общий гомон. За Лиску вступилось сразу несколько одобрительных голосов, а потом на охрану обрушился целый шквал требований, чтобы всех немедленно впустили внутрь. Кто-то даже стал подбивать мужиков выломать ворота начисто. Заметив это, ратник на стене забеспокоился и засуетился. Похоже, слова Лиски и правда заставили его крепко задуматься.
– От ворот отошли! Откроем, но всем сделать десять шагов назад! – истерично закричал он с верхотуры. Из-за ворот раздались торопливые голоса, рёв двигателей и механический шум, словно по земле волочили что-то очень тяжёлое. Только через пятнадцать минут створы с грузным стуком открылись, и Олег, стоявший впереди всей толпы, первым увидел бетонные балки и полные камней контейнеры. Всё это спешно сдвинули с места машинами автокорпуса и освободили для людей узкий проход. Монастырь готовился к обороне, хозяйственные ворота решено было запечатать намертво.
Арсений увидел, что ему здесь не проехать и крикнул скитальцу:
– Идите, а я через главный вход всё же попробую!
Там, в многолюдной толпе, он мог скорее найти жену с дочкой.
Скиталец поспешно схватил Лиску за руку и в числе первых заскочил в щель между створ. Тут же началась давка, проход был очень узкий. Новость о том, что хозяйственные ворота открылись, тут же облетела беженцев за стенами. Новые тысячи людей ринулись в эту отдушину – снова крики, снова женский плачь, снова вывалянный в грязи скарб и выстрелы в воздух.
К Олегу и Лиске подошёл тот самый ратник, который кричал им со стены. Лицо его раскраснелось – человека трясло от того, что творилось вокруг:
– За мной идите, ни на шаг не отставайте! Богом клянусь, пришёл наш судный день! О таком кошмаре никто и думать не смел – багровое пламя небо над головой выжигает! Деревянная Слобода горит, подожгли жилые дома, сволочи, народу погибло – не счесть!
Скиталец спросил на ходу:
– Это Берегиня?! Её работа?!
Но в ответ, ратник только болезненно сморщился. Враги обложили Монастырь со всех сторон. Теперь самым страшным казалось не войско из Китежа, а волчий вой в соседних лесах.
Скиталец, ратник и Лиска проскочили между автокранов и прошли по двору автокорпуса. На широкой площадке христиане собрали не меньше десяти самых разных машин, подготовленных к скорой войне. Вместо ветровых стёкол – бронелисты с узкими смотровыми щелями, на крышах – люки или закрытые надстройки со станковыми пулеметами. На каждой машине восьмиконечный крест, а на бамперах небольшие иконы. У западной стены, в широких конюшнях, слышалось громкое ржание лошадей – животные боялись запаха едкого дыма, алого марева и нарастающего волчьего воя.
Протиснувшись возле броненосца с надписью «Благочестие», Скиталец и Лиска вошли через ворота хозяйственной зоны в парадный двор. Здесь было свободнее, дома стояли без стихийной застройки, сохранив почти тот же облик, что и до Обледенения. Первое, что бросалось в глаза – это мрачное величие сорокаметрового собора Николая Чудотворца, которому и был посвящен Монастырь. Купола давно покрыла безликая серая краска, но в зареве пожарищ они смотрелись тёмно-кровавыми. Возле собора стояла церковь поменьше, с трапезной и пристроенными к ней складами. Ряд низких зданий без окон поставили, когда Монастырь превратился в жилую общину. В их крепких кирпичных стенах хранилось почти всё продовольствие крестианцев.
Люди, кто уже смог попасть внутрь обители, постепенно стягивались к келейным корпусам. Белые двухэтажные здания старинной постройки тянулись во всю ширь восточной части двора. Туда же к кельям ратник повёл и Лиску с Олегом:
– Все гостиничные корпуса, куда обычно селили паломников, до отказа забиты. Гостиничный с ног сбился народ расселять, – на ходу рассказывал ратник. – Слобода до сих пор горит, дождь подсобил, но всё едино дома потеряли. Самим места теперь не хватает. Все трудники, кто жил в Слободе, к центру идут, под защиту обители, а из мелких общин народ прёт и прёт, так что едва ли поместимся.
– Не бросать же их за стенами – подземникам на растерзание! – оглядела Лиска испуганных и вымокших под ливнем людей. Ратник ей ничего не ответил, а Олег не стал говорить, что в Монастыре наверняка давно подсчитали, сколько смогут продержаться во время осады. То, что происходило за стенами и в самом поселении, выглядело ужасно – гомон тысяч людей, запах дыма, страх и алое зарево. Но Монастырь пока что стоял, колокола отчаянно били набат, деревянное городище горело, но христианская обитель держалась и готовилась дать отпор волчьей стае.