– Ничего, – ответила она. – Нет, я не буду с ней больше встречаться. Не хочу.
– А с кем-нибудь ещё?
– С другой женщиной? – Терез покачала головой. – Нет.
Дэнни посмотрел на неё и медленно начал улыбаться.
– Вот что важно. Или, скорее, вот почему это неважно.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ты так молода, Терез. Ты изменишься. Ты забудешь.
Она не чувствовала себя молодой.
– Ричард тебе что-то рассказал? – спросила она.
– Нет. Как-то вечером, мне показалось, он хотел было, но я оборвал его до того, как он начал.
На губах Терез появилась язвительная ухмылка, она в последний раз затянулась почти догоревшей сигаретой и загасила её.
– Надеюсь, он найдёт кого-нибудь, кто станет его слушать. Он нуждается в аудитории.
– Он чувствует себя брошенным. Его самолюбие страдает. Ты только не думай, что я – как Ричард. Я считаю, что жизнь человека – это его личное дело.
Неожиданно ей на ум пришло когда-то сказанное Кэрол: у всех взрослых есть секреты. Сказанное походя, как и всё, что говорила Кэрол, и отпечатавшееся у неё в мозгу нестираемо, как адрес, который она записала на товарном чеке во «Франкенберге». У неё возникло желание рассказать Дэнни всё – о картине в библиотеке, картине в школе. И о Кэрол – не картине, а женщине с ребёнком и мужем, с веснушками на руках, обыкновением сквернословить и впадать в меланхолию в самые неожиданные моменты, с дурной привычкой потакать её желаниям. О женщине, которая гораздо больше перенесла в Нью-Йорке, чем она – в Южной Дакоте. Она посмотрела на глаза Дэнни, на его подбородок с едва заметной ямочкой. Она поняла, что до этого самого момента находилась под чарами, которые не давали ей видеть никого в мире, кроме Кэрол.
– Ну и о чём ты сейчас думаешь? – спросил он.
– О том, что ты когда-то сказал в Нью-Йорке, о пользовании вещами и выбрасывании их.
– Она так поступила с тобой?
Терез улыбнулась:
– Я так поступлю.
– Так найди того, кого тебе никогда не захочется выбросить.
– Кто не износится, – сказала Терез.
– Ты мне напишешь?
– Конечно.
– Напиши через три месяца.
– Через три месяца? – Но она вдруг поняла, что он имеет в виду. – И не раньше?
– Нет. – Он смотрел на неё прямо, не отводя взгляда. – Это ведь достаточный срок, да?
– Да. Хорошо. Обещаю.
– Пообещай мне кое-что ещё – возьми завтра отгул, чтобы побыть со мной. У меня будет времени до девяти вечера.
– Не могу, Дэнни. Меня ждёт работа, и к тому же я в любом случае должна ему сказать, что через неделю ухожу. – Но настоящая причина была не совсем в этом, она знала. И, возможно, Дэнни, глядя на нее, тоже знал. Она не хотела проводить завтрашний день с ним; это было бы чересчур, он бы слишком напоминал ей о ней самой, а она ещё не была к этому готова.
Дэнни зашёл на склад на следующий день в полдень. Они собирались вместе пообедать, но вместо этого целый час проходили по Лейк-Шор Драйву и проговорили. В девять вечера Дэнни улетел на Запад.
Восемь дней спустя она отправилась в Нью-Йорк. Она задумала перебраться от миссис Осборн при первой же возможности. Она хотела разыскать кое-кого из тех, от кого сбежала прошлой осенью. И будут ещё другие люди, новые люди. Этой весной она пойдёт учиться на вечерние курсы. И надо будет полностью поменять гардероб. Всё, что у неё было сейчас, вещи, какие она могла припомнить, оставшиеся в стенном шкафу в Нью-Йорке, казались детскими – будто она носила эту одежду много лет назад. В Чикаго она походила по магазинам, заглядываясь на вещи, которые пока ей были не по карману. Всё, что она сейчас смогла себе позволить, – это новую стрижку.
Терез вошла в свою старую комнату, и первое, что она заметила, был расправленный угол ковра. И ещё – насколько маленькой и трагичной выглядела комната. И всё же это была её комната – крохотное радио на книжной полке, подушки на раскладной тахте – такие же личные, как подпись, давно поставленная и забытая. Как эти два-три висящих на стене макета, которых она старательно избегала взглядом.
Она пошла в банк, сняла со счёта сто долларов из остававшихся двухсот и купила себе чёрное платье и пару туфель.
Завтра, подумала она, она позвонит Абби и как-то договорится насчёт машины Кэрол, но не сегодня.
На тот же день у неё была назначена встреча с Недом Бернштейном, сопродюсером английского спектакля, для которого Гаркеви должен был ставить декорации. Она взяла с собой три сделанных на Западе макета, а также фотографии «Дождика», чтобы ему показать. Работой подмастерья у Гаркеви – если она вообще её получит – не прокормиться, но есть и другие источники заработка, помимо универмагов уж во всяком случае. Например, телевидение.