Цена свободы

– Слав, как думаешь, надолго еще горючки хватит? – спросил Михей. Он понимал, что скоро придется спешиваться, и эта мысль тяготила его больше всего.

– Километров на пятьдесят, – ответил Батя, прикидывая. – Может, чуть больше. Вообще ни о чем.

– Мало, – недовольно покачал головой парень. – Лехе бы еще оружия достать. Когда пехом двинем – только на стволы надежда будет.

– Попробуем, – кивнул бригадир. – А я и на них не надеюсь – сам видал, чего вчера было. Не от всех тут отстреляешься.

– Должны же быть где-то люди, – задумчиво протянул Михей. – Не все же повымерли.

– Я как тех на берегу вспомню – так мне и не особо хочется с людьми встречаться, – хмыкнул Эстет. – Почему так получается? Жили же до Войны нормально, спокойно. А как мир рухнул – будто звери стали. В Комсомольске в тюряге людей гноили, в Найхине – лишь бы пришлепнуть да катер отобрать. И это мы еще в Хабаровск не заглянули.

– У нас в деревне не так было, – запротестовал Михей. – У нас там ни зон, ни зэков беглых. Дружно жили, помогали друг другу.

– Повезло тебе, – вздохнул Леха. – Хорошей жизни ухватил. Не то что мы. Все через жопу.

– Ну, начали, – нахмурился Вячеслав. – Хватит ныть! А тебе, Михал Саныч, повезло. И я всего нагляделся после того, как бабахнуло. Люди – те еще твари. Они тихие и спокойные, пока под сильным ходят. А после Войны как власти не стало – так и начали грызть друг друга. Хуже зверей.

Потянулась болотистая местность. Рощицы и острова кустарника утопали в весенних разливах, и порой вода подходила прямо к путям. Михей приметил, что в двух местах насыпь вроде как ремонтировали – подсыпали щебня, порубили кустарник, жмущийся к «железке». В зеркала разливных озер смотрело с высоты весеннее небо. Пахло прелой землей, набухающей зеленью и пробуждающейся жизнью. И Мишке после вчерашних ужасов неожиданно остро и отчаянно захотелось верить в хорошее, наперекор всем бедам и лишениям.

Спустя примерно час подкатили к заброшенному поселку. Старая карта давно стала бесполезной – обрез ее проходил за Волочаевкой, что миновали еще вчера. Путники разглядывали в бойницы окрестности, присматриваясь к проулкам между домами. Но и здесь, похоже, не осталось людей – кругом царили разруха и запустение.

Еще через час дрезина отказалась ехать дальше. Мотор зафыркал, стал работать с перебоями. Михей сначала заволновался, но тут же вспомнил, что топлива у них в обрез.

– Все, – выдохнул Батя. – Накатались. Горючка кончилась.

Слова упали, как приговор. Повозка еще силилась ехать, рвано дергалась, а затем резко встала, словно боднула невидимое препятствие.

– Теперь пешкодралом? – нервно спросил Леха.

– Крылья найдешь – полетим, – недовольно сказал Вячеслав. – А как еще-то?

– Да это я так уж, – стушевался Эстет.

Первым делом огляделись в бойницы. Новый мир вроде не спешил принимать их в штыки и сразу швырять опасности на головы путников. И все же вылезать из дрезины побаивались. За стальными стенами было не так страшно, а под открытым небом друзья почувствовали себя неуютно. Михей, помня про летающих тварей из Хабаровска, все поглядывал наверх. Больше всех волновался Леха – он один оказался безоружным и потому неустанно вертел головой. Батя первый шагнул на железнодорожную насыпь, дал знак парням следовать за ним.

Осторожно побрели по путям, стараясь меньше шуметь. Но вскоре, устав шагать по рельсам, свернули на неприметную тропку. Через пять минут друзья уже шли по шоссе, бегущему по соседству с железнодорожной веткой. Здесь почувствовали себя увереннее – и обзор лучше, и щебень под ногами не шуршит, да и шагать удобнее. Решили держаться трассы и никуда не сворачивать – дороге виднее, куда-нибудь да приведет. И если сначала вздрагивали от каждого шороха в придорожных зарослях, то вскоре пообвыклись и шли более уверенно. Часа через два показались первые признаки жилья – осиротевшая заправка, прилепившаяся к дороге, кособокая вышка связи да голубая будка дорожно-постовой службы. Слегка ввел в сомнение перекресток, но после короткого совещания решили идти прямо, по основной трассе.

За развилкой решили сделать привал. Харчи берегли, хотя Михей после такой прогулки не отказался бы от перекуса. Бригадир по-прежнему выглядел хмурым, задумчиво смотрел по сторонам.

– Картой бы разжиться, – выдал он после минутного молчания. – А то, как слепые котята, тыкаться будем.

– Знаки кое-где на дороге сохранились, – подметил Михей. – По ним первое время можно.

– С картой поспокойнее. Погнили знаки, нет на них надежды, – отвечал Батя и снова хмурился.

Грело солнце. В звонкой голубизне неба висели ватные комья облаков. Ветер шевелил сухие былки, и мир вокруг вовсе не казался чужим и враждебным. Хотелось прилечь на обочине и так лежать, глядя в бездонную синеву. Утонуть в ней и в мечтах о доме. Закрыть глаза и перенестись туда, где шумит на перекате быстрая вода Бирюсы, а прибрежный песок искрится под лучами солнца.

Но не давали забыться химза и респиратор на лице. Вокруг по-прежнему витала незримая угроза, а заросли бурьяна и молодого березняка могли таить в себе любые опасности.