Цена свободы. Дверь через дверь

Еще сильнее сдавило внутри. Егор прислонился к стене дома, который был ближе всего, который имел литеру двенадцать, на шесть цифр отличаясь от его родного дома, под литерой шесть. Хорошо, что подсознательно не был настроен на полный позитив. Внутренняя сущность, с особым нетерпением, ждала препятствий, заранее готовилась, чтобы, когда случится, хозяин не впал в прострацию, а крепче сжал кулаки и принял то, что уже огромный шаг вперед. Движение к обозначенной и единственной цели: он покинет, навсегда оставит то страшное пространство, которое всего лишь проход, коридор между двумя судьбоносными дверьми. День там длится бесконечность. Ночь, в том пространстве, даже не ночь, а смерть.

Егор поднялся на ноги, оставил за спиной еще два дома, и теперь остановился прямо напротив собственных окон. Ощущая тяжесть в голове и ногах, он тщательно впитывал в себя призрачные прикосновения ушедшего времени. Долго не отводил глаз, смотря на самые обыкновенные окна, окна через которые он много раз видел этот мир, видел его с другой, совсем другой стороны.

Егор не заметил, что всё это время на него смотрит мать. Странное никому незаметное действо продолжалось не менее пяти минут, а после, у Егора вновь начала кружиться голова. Он постарался быстрее отойти вправо, ближе и вплотную к забору из старых наполовину сгнивших досок. Коснувшись ограждения спиной, Егор принял положение сидя, а следующим движением, обхватил голову руками. Пространство уменьшалось, расширялось вновь. Потусторонняя борьба затягивала в свое поле, ускоряя течение времени. Напрасно Егор старался глубже дышать, напрасно сжимал кулаки. Происходящее было ему неподвластно. Оставалось совсем чуть-чуть, и он вынужден будет провалиться на самое дно мрачного небытия, или умереть, нет, это скользнувшее предположение не сумело найти основания. Он просто вернется назад, чтобы через какое-то время вновь совершить своё круговое движение. Эта мысль, её четкое осознание, успокоили. Егор почувствовал расслабление и повернул голову на звук. В пяти метрах от него появился сильно пьяный мужик, который, самым обычным образом, собирался возле забора справить свою малую нужду.

Закончив сокровенное дело, мужик повернул голову в направлении незнакомца, находившегося рядом, сидящего в несколько странной позе. Только хотел отвернуться, как, прямо на его глазах, незнакомец исчез, взял и растворился в воздухе. Несколько раз испугано икнул пьяный мужик. Забыл о том, что нужно застегнуть ширинку и почти на сто процентов уверовал в то, что время, отведенное ему на употребление спиртных напитков, если не окончилось совсем, то очень скоро это может случиться.

– Видимо, допился, а ведь не верил в подобные штуки – сам себе говорил мужик, медленно и, боясь того, чтобы ни случилось чего еще, двинулся к крыльцу рядом расположенного дома, такого же старого, как и дом, из окна которого наблюдала явление собственного сына старушка – мать Егора.

7

В тот момент, когда Егор вновь очнулся, ощущая темный периметр знакомого коридора меж дверей, в его голову пришел образ состарившейся матери. Слишком хорошо он мог её рассмотреть. И в какой-то миг показалось, что и она его опознала. Но спустя мгновение рассудок заставил прогнать возможность невозможного.

Молодым парнем, очень много лет назад, видела она его. В тот самый день, когда защелкнулись стальные наручники. Какими были глаза мамы. Разве это можно передать. Потерянное воспоминание, вернувшись, могло сжечь, уничтожить, не оставив ничего, даже крохотной горстки пепла. Вся возможная в мире грусть, в эти две минуты переместилась в одно единственное место, которое было глазами мамы. Она ведь даже не могла сдвинуться с места. Кажется, что она ничего не понимала. Но безотказным материнским сердцем осознавала больше, чем могла знать: никогда больше ей не суждено увидеть своего единственного сына. И что может с этим сравниться. Ответьте, хотя бы попробуйте, но, еще не начав, осознайте: ничего из этого не получится. Это нельзя передать, это ни с чем несравнимо. Выдуманная, поверхностная вечность не дотянет до уровня упоминания. Вселенная останется в стороне, ведь бесконечному холоду нет дела до того, что есть тепло, до того, чему суждено остаться несколькими минутами. И как бы хотелось продлить мгновение, несмотря на близкое дыхание смерти.

Она уже здесь. Она еще не оформлена в багетную рамку, еще не успела превратиться в черную траурную ленту, перекрывшую правый угол фотографии, на которой вся жизнь, на которой смысл всей прошлой жизни, и нет будущей, нет, и никогда не будет. Близко, окончательному выводу потребуется меньше суток. А тому, что теплом и болью разлилось по крови достаточно часа, в течение которого онемеют руки, станут ватными ноги, тяжелой и совершенно чужой предстанет собственная голова. Тише, еще тише, исчезая, прячась под плотный колпак, напомнит о себе сердце. Его нет – нет сына – нет сердца. Лишь сумрак. Лишь ожидание того, что никогда не станет радостью, того, что никогда не принесет и намека на тепло недосказанных слов.