Цена свободы. Дверь через дверь

– Я догадываюсь, я представляю, о чем вы пытаетесь мне сказать. Только десять минут назад я разговаривала с Егором, я его ощущала. Нет ничего такого, что могло бы обмануть моё сердце. Если вы Наталья Владимировна сумели убедить себя в том, что ничего невозможно, то со мной у вас этого не получится. И, слава богу, что всё это случилось, хотя мне крайне неприятно осознавать, что все эти годы вы меня обманывали. А ведь не было ничего проще, чем просто сказать правду – выговорилась Лена и именно в эти мгновения почувствовала некоторые сомнения: старушка выглядела настолько жалко. Нужно было извиниться, нужно было её обнять, постараться успокоить. Но нет, что-то неизведанное было сильнее, и оно, обхватив намертво, не давало сделать шаг навстречу, несмотря на трепет и мелькание слабых сомнений и контрастов. Всё что могла Лена, это сказать самой себе, как бы на заднем плане, как бы в оправдание: после, еще будет время, ничего никуда не уйдет.

– Тогда кто это, если он не Егор? – спросила Лена.

– Я не знаю, но это не Егор, это другой человек, который пришел за этой проклятой книжкой, из-за которой всё и случилось. Но не выйдет, ничего у него не выйдет – Наталья Владимировна начала сильно нервничать, её сморщенные руки стало потряхивать, заметно участилось дыхание.

– Он ищет рукопись? Почему из этого ничего не выйдет? Вы уничтожили рукопись? – не понимая откуда, но коснувшись этого вопроса, Лена отчетливо поняла: а ведь это основной, самый главный вопрос, что тогда, что сейчас.

В сознании плавали слова и взгляд явившегося из полного небытия Егора. Он сумел обмануть их, он сумел выбраться, сумел сделать невозможное, и сейчас неважно каким образом ему это удалось. Он скажет сам, скажет, когда придет для этого время.

– Я нет, причем тут я – растерялась Наталья Владимировна, Лена сразу обратила внимание на внешний вид Натальи Владимировны, но вида не подала.

– А кто? Кондрашов? – жестко спросила Лена.

Глаза Натальи Владимировны забегали.

– Какая разница? Дело ведь не в этом, а в том, что этой мерзости больше не существует. А тот, кто явился, он хочет, чтобы всё вернулось. Он хочет убить моего сына. Ты понимаешь? – Наталья Владимировна попыталась подняться со стула, но чуть не упала, сразу схватившись рукой за сердце.

– Я сейчас – отреагировала Лена и, опираясь на свою палочку, двинулась на кухню, чтобы принести Наталье Владимировне лекарство.

Приняв лекарство, Наталья Владимировна почувствовала себя лучше.

– Ты не должна верить этому человеку – произнесла Наталья Владимировна.

– Я сама решу – пробурчала Лена, понимая, что лжет, и от этого испытывая что-то подобное странному восторгу.

Наталья Владимировна хотела отреагировать на слова Лены, но не успела, и вновь заговорила Лена.

– Вы точно её уничтожили?

Вопрос прозвучал. Лена не сводила глаз с лица Натальи Владимировны. Нужно было поймать малейшее изменение, любую, даже очень скрытую эмоцию, и у Лены это получилось. Наталья Владимировна не смогла скрыть обозначившихся неуверенных сомнений.

– Да, этой страшной рукописи больше нет – ответила Наталья Владимировна, и теперь, Лена точно знала: Наталья Владимировна лжет. Рукопись существует, и Наталья Владимировна знает, где она находится.

– Зачем ты спросила о Кондрашове? – спросила Наталья Владимировна.

– Он предатель, у меня нет в этом никакого сомнения – жестко ответила Лена.

– О чем ты? Зачем тебе всё это? – ощутив озлобленность в голосе Лены, спросила Наталья Владимировна.

– Еще не знаю, но от прошлого не избавиться. Мне, уж точно – ответила Лена, а спустя полминуты она молча, не попрощавшись, покинула квартиру Натальи Владимировны.

5

Выйдя от матери и Лены, Егор испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он оказался не готов к тому, что мама встретит его таким образом, но, с другой стороны Лена, она осталась прежней, она не предала его, он может на неё рассчитывать. От этого становилось тепло на душе, несмотря на поведение матери, и от чего-то что-то упорно подсказывало, опоздав вновь: реакция мамы, она не могла быть иной, для матери он Егор давно умер.

Быстро оказавшись возле развалин здания бывшего института, Егор сбавил скорость, а оказавшись на расстоянии в несколько метров от двери, остановился. Необходимо было сделать паузу. Ведь до этого он не имел времени, чтобы добраться сюда, чтобы проделать путь в обратном направлении. До этого он неизменно оказывался в темноте, терялся в неизвестности, чтобы вновь ощутить себя, попав в спасительный периметр мрачного коридора, предбанника перед входом в один из двух этих миров, в каждом, из которых он есть, и в тоже время, его нет не в одном из них.

Егор потянул дверь на себя, но она не сдвинулась с места. Проход был основательно и надежно закрыт, это означало только одно: он не ошибся в своих размышлениях. Есть лишь один вариант, одно направление. Нет никакой возможности проделать путь обратным порядком, чтобы сначала оказаться в мире его нереальных грез, а затем попробовать войти в сумрачное пространство темного коридора с другой стороны.