«Ночлежкой» называли теперь бывшую базу Сергея в торговом центре. После того, как Сергей переселился в Поселок, его старую базу отдали тем, кто так и не смог вписаться в какую-либо Семью, или создать собственную. Было их сотни полторы. После того, как Коцюба закрыл центр временного размещения, все, кто был хоть на что-то способен, как-то устроились. Все, кроме этих.
— Ну что за народ?! — ругался Летун. — Работать не хотят. Быт обустроить себе не могут. И ведь приличные люди… в прошлом.
— Что с них взять — чмулики! — подымал палец Вайнштейн. — Они всегда на ком-то паразитировали. Раньше, до Песца, весь мир им принадлежал. Все было сконструировано так, чтобы одни вкалывали, не разгибая спин, а другие бездельничали, делая вид, что работают. Быт обустроить не могут, говоришь? А откуда этому умению взяться, если им все прислуга делала! Мусор за ними выносили, еду подавали. Они же себя благодетелями считали — как же, ведь они давали нам работу. Не могла их система без рабов существовать.
— Это да, — хмыкнул Коцюба. Он побывал в ночлежке, и вернулся в шоке. — Благодетелей хватало. Ну, ничего, теперь их никчемность всем видна. Те, кто был хоть на что-то способен, теперь с нами.
— Я считаю, что нечего их прикармливать! — вздернул подбородок Вайнштейн. — Пусть подыхают, чмулики проклятые.
— Нельзя людей бросать, нехорошо это, — мягко заметил Коцюба.
— Ну да, — скривился Сергей. Коцюба, Райво и Сергей ездили этим утром в ночлежку, и Сергей вернулся в шоке от увиденного. Его чистую, любовно оборудованную берлогу превратили в свинарник. — Бросать нельзя, а мой дом загадить — это пожалуйста.
Как только ударили морозы, все, кто не сумел устроиться, пошли в Поселок, и стали умолять пустить их погреться. Комитет им отказал, но, чтобы не бросать людей на верную смерть, открыл ночлежку. Три раза в день туда привозили еду, которую готовили во всех Семьях по очереди. Из запасов Республики выделяли солярку для отопления.
Насчет загадить — Сергей не преувеличивал. Когда Грин увидел, во что превратили базу Сергея, он ужаснулся. Грязные, вонючие комнаты, под ногами хрустит мусор, толстым слоем покрывающий пол. В комнатах ходят немытые, нестриженные люди, закутанные в засаленные одеяла, похожие больше на зверей, чем на людей. Единственным местом, где поддерживалась относительная чистота, была столовая. Столовую убирали дежурящие по очереди женщины из Семей, они же раздавали еду. Грин вместе с пареньком из Семьи Вишневецкого поддерживали порядок. Сначала они казались Грину вполне безобидными. Он недоумевал, зачем их поставили охранять женщин от этих безобидных существ. Очень быстро он понял, что ошибался. При виде еды тусклые глаза обитателей зазеркалья загорались. Стоя у стойки, они толкались, сражаясь за место в очереди. Один, решив, что ему что-то недодали, буром попер на толстую тетку, разливавшую суп. Тетка с визгом отскочила, обложив наглеца матом. Грин на секунду остолбенел, но быстро пришел в себя и вытолкал хныкающего урода из столовой, напоследок придав ускорения пинком. То, что урод чуть ли не втрое старше его, Грина не смутило, как не смутило и то, что урод на добрых двадцать килограммов тяжелее.
— А ты молодец, парень, — одобрила решительные действия Грина тетка. — Хороший мужик моей Лене достался. — Слова тетки заставили Грина покраснеть. С запозданием он понял, почему тетка кажется ему знакомой. Это была мама Лены.
— И не говори. Защитник, — поддержала ее товарка. Грин не удивился тому, что в голосе тетки не прозвучало ни капли иронии — она говорила всерьез. Находясь рядом с сильными, уверенными в себе людьми, такими, как Коцюба или Летун, подражая им, Грин изменился. Сам он этого не замечал, зато замечали другие.
Под вечер Грин оставил женщин на своего напарника, и поднялся на крышу торгового центра. С ним была Лена. Она пришла навестить маму, и очень удивилась, увидев Грина.
— Когда я здесь жил, я здесь часто бывал, — сказал Грин. — Правда, здесь прикольно?
— Холодно, — поежилась Лена. Холодный ветер пронизывал насквозь.
— Холодно. Но красиво, разве нет? — кивнул Грин. Перед ними расстилалась белая пустыня. Крыши домов, с нахлобученными снеговыми шапками, укутанный в белый саван Город вдали. Снег искрился в свете заходящего солнца. Да и Лена была красива. Теплая куртка с капюшоном скрадывала очертания тела. Но Грину хватало и симпатичного, раскрасневшегося лица. Чуть вздернутый нос, в обрамлении золотистых волос, и озорные зеленые глаза — Грин откровенно любовался своей подругой. Она видела это, и в ее глазах бегали смешинки.
— Летом было красивее. До того, как все случилось. Все было зеленое, не то, что сейчас, — шмыгнула носом Лена.
— Ну, мы весной посадим что-то. Вайнштейн говорит, что земля рано или поздно начнет родить, и все вернется. На горе снова будет лес, а в лесу звери.
— Ты в это веришь? — скептически хмыкнула Лена. — Люди говорят, что земля умерла.
— Я верю, что все будет хорошо.
— Потому что так сказал Вайнштейн?