Ценою крови

Многие были слишком слабы, чтобы выбраться на палубу без посторонней помощи. Реми вышел, держа за руку какую-то девочку с кудряшками, которые слиплись от грязи и пота. Она щурилась от яркого света.

— Где твоя мама? А папа? — спрашивал он ее. Она не отвечала. Реми затрясло от ярости, он проклинал виновников несчастья этой крошки. А сколько еще таких, как она?

— Ты заметил, команды-то — кот наплакал? — тихонько проговорил ему Белливо, когда они вновь очутились в трюме.

— Верно, — подтвердил Реми, — я насчитал всего восемь или девять.

— Я — восемь. К тому же англичане.

Реми весь напрягся.

— Ты хочешь сказать, что если нас на палубе будет шестеро…

— Шестеро мужиков — против этих ублюдков… Да мы их…

— Я с вами! — откликнулся вдруг кто-то из темноты.

— И я!

— И я! — раздались голоса с разных сторон.

Замысел был смелый, до безумия смелый. Ведь у них не было ничего, кроме кулаков. Достаточно было кому-нибудь из матросов поднять тревогу и все!

Но никто не обратил внимания на них; видимо, были уверены, что узники слишком истощены и измучены, чтобы решиться на такой отчаянный шаг. Первого матроса уложил Белливо, второго — Реми, толпа узников хлынула на палубу, и через минуту все было кончено. Капитан Фонтэн не успел опомниться, как оказался скрученным по рукам и ногам.

— Это бунт! — завопил он.

— Спокойно, капитан! — с усмешкой бросил ему Реми. — Скажите спасибо, что вы еще не за бортом. Пока!

Белливо — самый опытный моряк, встал за штурвал, круто повернул его. Корпус корабля затрещал.

— Мачту сломаете! — Капитан уже перешел на визг.

— То, что мной сработано, выдержит! — заверил его Белливо. — Есть тут, кто в парусах сечет? Поднять остальные!

Несколько человек бросились к вантам. Корабль, описав большую дугу, лег на обратный курс.

"Теперь только бы найти Солей", — подумал Реми. Он не ощущал холода. Единственное чувство владело им — чувство освобождения. И надежды.

45

Еще два дня пути по Малому Кодьяку — и путников встретил лай собак; за стаей — двое подростков с мушкетами на изготовку, и дома — целые, несожженные дома! Из них вышли обитатели: трое мужчин, две женщины с детьми на руках, да еще полно ребятни — за юбки держатся. Господи, неужели опасность миновала?

Грозные стражи опустили ружья — полузамерзшие, хромающие путники, видно, не внушали опасений.

— Здравствуйте! — начал Франсуа, когда обе группы встретились у крайнего дома. — Неужели красномундирников здесь не было?

— Были, — коротко отозвался один из местных, видимо, старший по возрасту. — Трое тут и остались. — Он указал на едва заметные холмики у дороги. — И остальных положим коли сунутся. А вы откуда?

— Из Гран-Пре.

Старик печально кивнул.

— Так я и думал. Из Бобассена последние несколько недель как прошли. Да и немного их было-то. Уже весной мало кто остался. А кто не сбежал, тех на корабли погрузили — и в море…

Солей никак не могла свыкнуться с мыслью, что здесь продолжается мирная, спокойная жизнь.

— Так что, сюда действительно англичане не придут?

— Ну, это трудно сказать. Я говорил уже: они пытались, но мы отбились, но и наши тоже… легли. Может, до весны англичане не полезут больше, есть надежда. У нас тут одна рожать вот-вот должна. Невестка моя. Сын не хочет с места сниматься пока. По весне, наверное, двинемся все-таки. Ребенок окрепнет, да у нас еще четверо — малы для лыж, а без них в снегу проваливаться будут.

Вперед выступила одна из женщин:

— Пап, ну чего мы тут на ветру? Они же замерзли и голодные. Давай, приглашай гостей!

Не прошло и нескольких минут, и они очутились в настоящем раю: у печки, в тепле, а тут еще и похлебка горячая, и хлеб да еще с маслом!

Робишо — так звали хозяев — советовали им остаться здесь:

— У вас же все выношено, и обувка разваливается, да и немножко жирку набрать не мешает…

— К тому же пурга приближается, — добавил старик. — Костями чую. Пересидеть надо в любом случае.

Он оказался прав. Буря бушевала два дня подряд. Снегу навалило на три фута. Солей была рада этой задержке. Видимо, и ребенку отдых пошел на пользу: он стал шевелиться все чаще, все настойчивее. Молодая женщина на сносях окинула ее изучающим взглядом, улыбнулась:

— Ты тоже?

— Да. Только к апрелю.

— Ну к тому времени вы уже до места доберетесь. Зимой в лесу рожать — вот это, правда, страшно.

— Верно. Скажи, чем помочь, — отозвалась Солей.

В ответ она услышала, что женщин в доме полно и помощи не требуется. Им предложили иголки с нитками, чтобы починить все, что истрепалось, а под конец даже дали кое-что из собственной одежды.

— Последнее, что осталось, — объяснили Робишо, — тут такие же проходили, почти совсем раздетые, пришлось их одевать-обувать.

Одежда была хоть и поношенная, но все же в лучшем состоянии, чем у Солей и Селест. Самым же большим подарком были мокасины. Они были простые, без украшений — не такие, как подарила Солей прошлой весной Бегущая Лань, зато прочные. Надолго хватит.

Еще им дали с собой еды и, что немаловажно, по паре лыж на каждого.