Цепь грифона

– Нет. Ваша кандидатура обговаривалась лично с маршалом Ворошиловым. Климент Ефремович не тот человек, к которому людей можно назначать без его ведома и без согласования лично с ним.

– Вас понял.

– Вот и хорошо, голубчик. Будем теперь служить без Михаила Ивановича, – тяжело вздохнул маршал так, что было слышно через телефонную трубку. – Будьте на месте. Я вам перезвоню. До свидания.

Телефонная трубка на том конце провода слишком быстро легла на рычажки аппарата. Сергей Георгиевич не успел даже попрощаться. «Смерть ровесника с некоторых пор становится событием крайне многозначительным. Это уже не просто напоминание о смерти и смертности как таковых», – подумал он. Здоровье Шапошникова тоже оставляло желать лучшего. И Суровцев это знал.

Он открыл служебный сейф. Достал два пистолета «ТТ» в кобурах. Посмотрел номер на одном из них. Это был пистолет Делорэ. Вложил оружие обратно в кобуру. Взял другой пистолет. Проверил наличие патронов в обойме. Расстегнул ремень. Продел ремень в петли кобуры. Заново перепоясался и сунул пистолет в кобуру. Спроси его кто-нибудь: зачем он это делает – он не смог бы ничего вразумительно ответить.

Неожиданно зазвонил телефон. Сергей Георгиевич был почти уверен, что звонит Шапошников, забывший сказать что-то важное. Но в телефонной трубке раздался приятный, певучий голос Судоплатова:

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич.

– Здравия желаю Павел Анатольевич.

– Всё уже знаю, – поспешил сказать Судоплатов. – Я отдал распоряжения помочь с похоронами генерала Делорэ. А вы мне вот что скажите… Вы остаётесь в составе Особой группы?

– Только что приступил к исполнению обязанностей начальника.

– Ну что ж. Примите мои поздравления. Это хорошо, что вы остаётесь. Надеюсь, мы и дальше сохраним хорошие деловые и личные отношения.

– Я в этом не сомневаюсь, Павел Анатольевич.

– Вот и отлично. И вообще подумайте вот о чём… В нашем наркомате возникло предложение официально включить вас в штат наших сотрудников.

– Я, право, растерян.

– Мне кажется, вы из тех людей, которым чувство растерянности совсем несвойственно.

– И тем не менее это так. Во всяком случае, спасибо за доверие.

– Не стоит благодарности. Подумайте о том, что я вам сказал. И вот ещё что… Ревизор благополучно вернулся в Германию, о чём Гейне получил радиограмму. Интерес к вашей личности у немцев чрезвычайный… А что, если они, как и мы когда-то, отследили вашу причастность к золоту Колчака? Что вы об этом скажете? Может быть, дать им основания для таких подозрений? – спросил своим артистическим голосом Павел Анатольевич.

– По-моему, это тот случай, когда кашу маслом можно испортить, – ответил Суровцев.

– Почему? – недоумевал Судоплатов.

– Золото – это организация. А вы и ваши коллеги создали за прошлые годы столько контрреволюционных организаций, что теперь в их реальность никто не поверит.

– И всё же подумайте. До свидания, – закончил разговор Судоплатов.

И опять, второй раз за последние минуты, Суровцев не успел сказать по телефону «до свидания». Как до этого Шапошников, Судоплатов быстро положил телефонную трубку. Сергей Георгиевич интуитивно почувствовал опасность. И без того не простое его положение ещё более усложнялось. Он напряжённо думал в течение нескольких минут. И, кажется, понял главное, – сам того не ведая и не прилагая к тому особых усилий, он оказался в списках самой высокопоставленной советской элиты. Причём в таких списках, которые и не составляются. Скорее, заучиваются.

Фраза Судоплатова о таинственном «предложении официально включить вас в штат наших сотрудников» могла означать только одно – у Судоплатова был о нём разговор с Берией. Берия в свою очередь не стал бы интересоваться его персоной, если бы не знал об особом отношении к нему, Суровцеву, со стороны, и сказать-то страшно, Сталина. Получилось так, что сразу несколько важнейших направлений в работе советской разведки были завязаны на Суровцеве.

Информация от дореволюционного агента царского Генштаба Вальтера, а ныне высокопоставленного генерала вермахта шла к Сталину через него. Так же через него к Сталину шла информация из Америки от Степанова обо всём, что касается атомного проекта американцев. Суровцев уже знал, что разведывательное управление НКВД в этих вопросах служит только передаточным механизмом информации, и не более того. Было ещё одно, третье направление – Финляндия. После личной встречи Суровцева с главнокомандующим Маннергеймом эта тема никем не поднималась. Сам Сергей Георгиевич тоже ни разу не заговорил об этом.

Но было ясно, что к этому вопросу ещё предстоит вернуться. Если к этому добавить нынешнюю секретную должность начальника Особой группы Генштаба, то положение Суровцева было более чем странное и не устойчивое. Потому опасное. Группа была при Генеральном штабе, а кроме начальника никто в штабе о ней и не знает. Суровцев со всей ответственностью осознал, что по воле судьбы втягивался в сложный механизм внутренней жизни партийно-государственной и военной элиты страны. Сталинской элиты.