Об этом также говорит свщмч. Иларион (Троицкий): «Что же делал святитель Ермоген, патриарх Московский, принявший от латинян мученическую кончину, когда требовал крещения от королевича Владислава? Неужели он, вопреки 10–му члену Символа веры, требовал второго крещения? Если перекрещивание латинян было вторым крещением, то не подлежат ли сотни православных иерархов извержению по 47–му апостольскому правилу… Нет, я не могу дерзнуть помыслить, будто поместные Церкви, Греческая и Русская, в течение веков посмеявались и посмеяваются Кресту и смерти Господней! Если таинства вне Церкви действительны и благодатны, то их можно только принимать; менять же практику чиноприема, как это делали и греки, и русские с XI века до XVIII, это поистине значит кощунствовать и подлежать за то анафеме. Признать же свою Церковь кощунствовавшей или кощунствующей я не могу. Посему и для практики в отношении латинян должно искать объяснения лишь в соображениях церковной икономии, а не в догматическом понятии о единстве Христовой Церкви. Восточная Церковь, как и Древняя Церковь, не заблуждалась и не ошибалась,
Не нарушает ли Церковь, когда принимает через миропомазание и покаяние еретиков, другую часть 47 апостольского правила: «Епископ или пресвитер,… аще от нечестивых оскверненного не окрестит: да будет извержен…»?[258]
Отнюдь нет. Ведь во время присоединения к Церкви крещение, внешне совершенное у еретиков, восполняется до того отсутствовавшей благодатью, а потому совершаетсяКстати, в самом чине присоединения латинян к Православию содержится ясное указание на непризнание Церковью благодатности католицизма и его таинств, на вполне определенную четкость границ Церкви, на то, наконец, что именно при присоединении к Православной Церкви бывший латинянин впервые сподобляется действия благодати Божией. Церковь молится о присоединяемом: «Обрати его от заблуждения прежнего пути его ко истинней яже в Тя вере, и подаждь ему благодать, еже ходити в заповедех Твоих»;[259]
«сотвори его сосуд честен и жилище Святаго Твоего Духа».[260] Получение благодати связывается не с имевшим место ранее латинским крещением, а с присоединением к Православию. Только присоединяясь через покаяние к Церкви, католик становится сосудом благодати и жилищем Святого Духа. Далее: «И тако да сопричтется ко избранному твоему стаду»[261]; «Сопричти его избранному твоему стаду».[262] «Избранное стадо» в литургическом языке всегда — Церковь Христова. Таким образом, признается, что латинская церковь, в которой пребывал ранее присоединяемый, пребывает вне границ избранного стада, т. е. вне границ Церкви Христовой. Чрезвычайно важны слова разрешительной молитвы, читаемые епископом или пресвитером над обращающимся от латинства к Православию: «И аз, данною мне от Него властию, присоединяю тя ко Православней Церкви и привожду ко общению Божественных таинств церковных».[263] Именно в момент соединения с Православной Церковью присоединяемый «приводится ко общению Божественных таинств церковных», т. е. до того он не был причастен таинств.Такое согласование православного догматического учения о Церкви и церковной практики чиноприема еретиков и раскольников вызывает у диакона А. Кураева целый ряд возражений.
Во–первых, в различии формы и содержания таинства о. А. Кураев видит «католический язык».[264]
Однако никаких доказательств того, что этот язык является именно католическим о. Андрей не приводит. Если мы перестанем различать внешние действия и вещество таинства (крещальная формула, вода) от его содержания (Божественной благодати), то очень скоро появятся люди считающие, например, воду содержанием таинства. Так что никакой это не «католический язык», а нормальный человеческий язык, который помогает объяснить (насколько это вообще возможно объяснить человеческим языком) учение о таинствах.