Церковь и государство. Две головы власти в России

Ряды духовенства поэтому пополнялись прежде всего теми, кто искал «льготы себе и чести», кто стремился к обеспеченной жизни «покоя ради телесного», кто шел в монастырь «нищеты ради». Для этой массы посвящаемых и постригаемых основной причиной «посвящения себя богу» являлось стремление к обеспеченной жизни и неспособность к общественно-полезному труду.

Это устремление на священнические места совершалось тем легче, что церковная организация испытывала большой спрос на священников, ремесло это становилось выгодным и прибыльным делом.

Наплыв на священнические места как на места легкого заработка заставляет летописца отметить: «Церквей много наставлено, а попы не хотяще рукоделия, но всякой в попы тем ся и кормяху и последоваху плотским похотем, зане бо не богу служить изволиша, но лготу телу своему».

Взгляд на священников как на лиц, занимавшихся своей профессией прежде всего в своих материальных интересах, укоренился в древнерусском обществе довольно рано и нашел себе отчетливое выражение в многочисленных памятниках древнерусской литературы.

Так, в слове неизвестного автора XIV века мы встречаем следующую уничтожающую характеристику древнерусского духовенства: «Каждый держит иерейство, чтобы тем кормиться, а не заботиться о духовных делах, чтобы приять мзду вечного живота: не преподаст правого учения во спасение, а больше снисходит, льстит и из-за дара прощает без епитимии; все и делает и говорит ради чрева, чтобы не лишиться временной чести».

Иностранец Флетчер приводит свой разговор с Вологодским епископом, который на вопрос его, зачем он постригся в монахи, откровенно признался: «Чтобы есть хлеб в покое».

В результате такого подбора «служителей божиих» даже высшее духовенство – епископы, как говорит митрополит Даниил, «только себе… упасоша, и расшириша чревы свои брашны и пьянствы… и вся дела пастырская презреша, и нимало не попекошася исцелити овца, но точию на славу и честь… и на восприятие мзды уклонишася».

Подобную же оценку духовенству в его стремлении к сытой и покойной жизни дает и Стоглавый собор, в следующих словах характеризующий духовенство: «Некоторые… теперь стригутся ради покоя телесного, чтобы всегда бражничать и ездить по селам для прохлады. Чернцы и черницы по миру волочатся и живут в миру, не зная, что такое монастырь. Старец поставит в лесу келью или церковь срубит, да идет по миру с иконою просить на сооружение, а у царя земли и руги просит… А архимандриты и игумены добываются сана деньгами, лишь бы получить власть; службы же церковные не знают, и монастыря они даже не знают и покоят себя в келье с гостями: да племянников своих содержат в монастыре и удовлетворяют их всем монастырским, а монастыри опустошают, и вкладчиков изгоняют, так что братия обеднела, страдает голодом и жаждою и томится всякими нуждами; потому что богатство все перешло к властям, а они его истощили вместе со своими родственниками».

Это стремление к священству «покоя ради телесного» увеличивалось в значительных размерах во время различных междоусобиц, войн и нестроений, когда пострижение в монастырь служило гарантией сохранения имущества, которое поступало в этом случае, как вклад, в монастырь…

Освобождение священников от зависимости и тягостей необеспеченной жизни также вызывало значительную тягу в ряды духовенства тех, кто шел «нищеты ради»; наконец, духовенство принимало в свои ряды и просто преступников, укрывавшихся за священническим саном от наказания за совершенные преступления.

* * *

В результате такого отношения к священству как к способу улучшить свое положение, основное ядро духовенства подобралось такое, что давало возможность говорить современникам: «Полон мир попов, да делателей мало».

Еще в XI в., говоря о монастыре св. Дмитрия, летописец отмечает: «Мнози монастыри от князь и от бояр и от богатства поставлены, но не суть таци, каци суть слезами, пощением, молитвами, бдением».

А митрополит Даниил, говоря о своих современниках, дает следующую характеристику их «пастырской» деятельности: «Мы презираем и небрежем о пастве нашей, и колика погибает душ человеческих от лености и небрежения нашего».

Если таково было русское духовенство в общей своей массе, то недостатки его особенно заметны были в высшем духовенстве. Оно смотрело на свои должности как на доходные места, которые должны были вознаградить их за неизбежные временные лишения до достижения высших иерархических степеней. Духовенство меньше всего стремилось к высшим должностям для того, чтобы «наставлять иных ко спасению», оно думало лишь о том, чтобы самим «в отраде и славе и всяком покое всегда жить».

Достигнув различными путями, а особенно «дарами сребра», высших церковных должностей, эти представители духовенства не упускали случая вознаградить себя за свое временное «смирение» и приобретали «стяжания всякие и стада скотские и всякие сладкие пищи».

«Докупившись власти», высшее духовенство предавалось «упиванию» безмерному и жило «во всяком бесчинии».