Церковное искусство. Изучение и преподавание

Соотнесение среднего ангела непосредственно с ипостасью Отца впервые появилось в ранней статье М. В. Алпатова. В ней он писал, что общение трех ангелов «становится святым благоговением взаимного созерцания» и что боковые ангелы склоняются к центральному «как будто для того, чтобы признать источник их божественности»[62]. В более поздних работах М. В. Алпатова тема нашла дальнейшее развитие. Отдавая дань времени в трактовке этого образа, он акцентировал в склонениях ангелов «человеческое начало»[63] и вследствие этого описал «беседу» ангелов как драматическое событие

[64]в духе процитированной выше формулы («Отец благославляет…»). Такой подход подхватили и развили некоторые известные богословы[65], забывая, что sacra conversazione

– «священное», неземное собеседование, которое невозможно адекватно описать в терминах человеческого общения.

В ряду примеров sacra conversazione можно назвать готические порталы с их уподобленными колоннам фигурами святых, которые вместе с тем уже и не колонны, потому что они ничего не подпирают (ил. 4). Эти фигуры, как бы выходя за свои пределы, направлены к Христу, находящемуся в центре портала отдельно от них[66] (ил. 5). Они и Он – в состоянии

sacra conversazione: святые духовно соединены с Христом, хотя и не «разговаривают» с Ним.

Еще один пример – византийско-русский деисисный чин, т. е. предстояние святых Христу в главном ряду иконостаса. Здесь в качестве одного из ярких примеров можно назвать сохранившийся почти полностью деисисный чин Благовещенского собора Московского Кремля[67] (ил. 6). В нем хорошо виден не только общий строй, единый ритм всего ряда, но и духовное состояние каждого из предстоящих святых, его лик, то, как он преображен. Потому что здесь собеседование, как и в «Троице» Рублева, не является обращением каждого из святых к Христу с целью обретения окончательной истины, достижения полноты благодати. Эта цель уже достигнута. Собеседование происходит в полном внутреннем единстве всех изображенных в деисисе и показывает уже совершившееся преображение предстоящих Христу святых, приобщенность их к последней глубине ведения, причем с сохранением индивидуальных особенностей каждого.

Последний в этом ряду пример – икона первой трети XV в. «Иоанн Предтеча» из деисисного чина собора Николо-Пешношского монастыря близ Дмитрова (ныне она в музее имени Андрея Рублева)[68]

(ил. 7). Это не традиционный образ аскета, сурового обличителя грехов народа. Иоанн Креститель преображен благодатью до конца, это «друг Жениха», наконец увидевший Его во Славе, он находится в состоянии «совершенной радости» (Ин 15:11), принципиально отличной от земной веселости. Иначе говоря, «священное собеседование», т. е. диалог в церковном искусстве, – это дерзновенное пророчество о том, что уже «состоялось» в вечности, хотя бы в истории было не совсем так, а иногда и совсем не так.

Следует напомнить, что формально основа такого принципа изображения в искусстве была явлена еще до появления христианства, в искусстве античном. Это собеседование, все участники которого находятся уже в ином мире[69]. Но священный диалог в античном искусстве от диалога в искусстве средневековом, христианском, отличается внутренним содержанием. В античном искусстве идеалом является бытие, в принципе недостижимое никем из смертных, удел которых – несовершенное бытие и на земле, и даже в царстве мертвых. «Если мы распределим демиургические действия между людьми и богами, – писал последний античный философ Прокл Диадох, – то смех достанется роду богов, а слезы – собранию людей и животных»[70]. Здесь имеется в виду знаменитый «гомерический смех». Грань, отделяющую небесное от земного, никому из живущих людей перейти нельзя.

В церковном искусстве также констатируется непостижимость и недостижимость такого состояния на земле. Но вместе с тем существует его заданность для человека-христианина – его духа, души и тела. Эта цель символически достигается в иконе как знак того, что преображение возможно, более того – оно в некотором смысле уже происходит. И хотя мы должны констатировать происхождение не только форм, но до некоторой степени и содержания священного диалога из античности, в церковном изобразительном искусстве видна принципиально новая ступень этого диалога, поскольку в его произведениях происходит переход от элегически-возвышенного припоминания в план личного общения с теми, кто на них изображен.

В иконописи и церковной скульптуре можно говорить не только о диалоге внутри изображения, но и между изображенными и предстоящими изображению людьми. Известны многочисленные образы Христа или святых с поднятой правой рукой, что означает не только благословение, но произносимое слово, речь.