Цесаревич

Петр прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки музыки Большого сводного оркестра. Играли «Прощание славянки», которую в этом мире знали под скромным названием «Пехотный марш». Совершенно резонирующая и непохожая на все современные концу XVII века военно-музыкальные композиции, она оставалась такой же сильной и мощной, несмотря ни на что. Сколько раз он ее уже слышал в столь разных ситуациях, что и не перечесть, но запомнился больше всего тот, по радио, в мае девяносто шестого… в своей первой жизни, когда лежал с тяжелым ранением в больнице…

– Государь, – обратился к нему Меншиков, – тебе плохо?

– А? – очнулся Петр, скользнув взглядом на крепкую, рослую фигуру князя, не в пример тех образов, что рисовались в фильмах. – Просто воспоминания. Они иногда тяжелы. Что у нас тут? Я ничего не пропустил?

– Вошли первая и вторая пехотные бригады, третья втягивается, – кивнул он на последние аккуратные ряды в темно-синих мундирах и черных лакированных шлемах при латунной оправе.

– Хорошо, – кивнул Петр, уже оправившийся от приступа неуместных воспоминаний.

Прошло еще несколько минут, и «Пехотный марш» сменился «кавалерийским». За ними последовали «артиллерийский» и «военно-морской».

Петр покосился на трибуну, забитую европейскими гостями из Франции, Дании, Речи Посполитой, Австрии, Саксонии и прочих государств. Очень неоднозначная реакция. С одной стороны, они не привыкли видеть такую тусклую армию без пышных украшений и невнятной, но пафосной одежды. Войска Петра не производили впечатления успешных солдат. Где кружева? Перья? Леопардовые шкуры? Золотое шитье и пышные шляпы? С другой стороны – аккуратная, добротно пошитая крепкая форма, сидящая на каждом бойце безукоризненно. Хорошие сапоги единого образца. Каски из черненого чепрака с латунным убором. Ремни, ранцы, портупея и прочее снаряжение, вызывающее интерес. Превосходное оружие самого современного вида. Гости находились в смешанных чувствах…

– Видишь, Сашка, как напряженно лоб морщат, – усмехнулся Петр. – Все никак не отойдут от мысли, что армия может быть не только лишь пугалами ряжеными, но и дельным чем выглядеть.

– Но поймут ли?

– Поймут. Красоту формы делают не кружева с леопардовыми шкурами, а победы. Первая уже легла к нашим ногам. Не за горами и иные. Раз, другой, третий, а потом уже и посмотрим.

– Так что же? Мы теперь после завершения каждой войны будем такое торжество учинять?

– А почему нет? Народ должен знать своих героев. Вон, глянь, сколько обывателей уже набилось по краям площади. Да на крышах сидит. И по ходу частей стояло. Такие торжества нравятся людям. Так они чувствуют некую причастность к великим ратным делам, которые хоть и творятся где-то вдали, но так становятся ближе, наполняя их сердца радостью и гордостью.

– Если так, то отчего мы каждый год подобным горожан не балуем?

– Думаешь? А что, дело хорошее, – кивнул Петр, вспоминая, в какой замечательный культ обратилось Девятое мая для всех здоровых сил советского и постсоветского общества. – Так и порешу. Каждый год первого мая праздновать в честь армии и флота России. Жаль, что не девятого… хотя не суть.

– Девятого? – удивился Меншиков.

– Да не обращай внимания, – улыбнулся Петр, – просто захотелось мне вдруг, чтобы праздник был девятого мая, а не первого. Но чего уж тут менять. И первого хорошо.

А армия тем временем завершила втягиваться, выстраиваясь, согласно заранее размеченным участкам на брусчатке.

Музыка утихла. И генерал-полковник Патрик Гордон на белом скакуне приблизился к главной трибуне – к Петру, дабы рапортовать о том, что его приказ выполнен, Крымское ханство разгромлено и так далее. Коротко. Лаконично. С общей сводкой потерь убитыми и ранеными, а также нанесенного ущерба противнику в аналогичном выражении. Причем без особенной спешки, дабы переводчики успели донести его слова до послов европейских держав.

Несмотря на то что войска были построены достаточно компактно, приходилось кричать, чтобы хотя бы эхо слов доносилось до каждого солдата. Как Патрику, так и самому Петру, поблагодарившему генерал-полковника, войска и произнесшему заранее подготовленную речь с небольшим дополнением про праздник, дескать, за успехи русского оружия он вручает этот день всем воинским людям России, дабы праздновали и именовали «Днем защитника Отечества».

А дальше началась официальная церемония награждения, повергшая в легкий шок всех – от самого захудалого рядового, ни к чему не стремившегося в своей жизни, до уважаемых людей. В сущности, о том, что Петр готовил эту процедуру и написал все необходимые нормативные акты, проведя кое-что даже через Боярскую Думу, знали многие, но вот порядок и форма действа оставались загадкой для всех…

Так что, когда царь выкрикнул имя Фомы Кошкина, канонира десятой батареи полковой артиллерии, приписанной к третьему полку, входящего в бригаду Косагова, то удивился не только он, но и все. Прошло секунд пятнадцать, прежде чем сержант вытолкнул Фому из строя, дабы тот, неуверенно чеканя шаг, подошел к небольшой площадке перед трибунами.