Цетаганда

Центр сцены занял мажордом и сделал жест, призывающий к тишине. Все голоса в долине замерли. Все хаут-лорды опустились на колени на ковриках, предусмотрительно постеленных перед их скамьями. Все белые пузыри опустились ниже. Майлзу до сих пор было любопытно, сколько хаут-женщин жульничают, подменяя друг друга на этих церемониях. После предупреждающей тишины, прибыл сам император, в сопровождении гвардейцев в кроваво-красных с белым мундирах и зеброподобной раскраске на лице, наводящей страх, если воспринимать ее серьезно. И Майлз воспринимал, но не за раскраску, а за точное знание о том, насколько нервным, с дрожащим пальцем, каким нажимают на курок, может сделать человека такая жуткая ответственность.

Майлз впервые в жизни видел императора Цетаганды воплоти, поэтому разглядывал этого человека также жадно, как он изучал сатрап-губернаторов. Император хаут Флетчир Джияджа, как и его полукузены, был высок, худощав, с ястребиными чертами лица, и седина еще не затронула его волос, несмотря на то, что ему было семьдесят с небольшим. Как единственный наследник, для цетагандийца он унаследовал престол в фантастически молодом возрасте, когда ему было меньше тридцати, и удерживал с годов шаткой юности до определенно надежной как железо половины жизни. Он сел с великой твердостью и грацией движений, спокойный и уверенный. В кольце склонившихся предателей. Ноздри Майлза раздулись, и он глубоко вдохнул, потрясенный иронией момента. Мажордом подал следующий знак, и все поднялись с колен на свои места, все еще в этой поразительной тишине.

Декламация элегических поэм в честь покойного хаута Лизбет Дегтиар началась с выступлений глав созвездий низшего ранга. Каждое стихотворение должно было соответствовать одной из полудюжины правильных канонических форм, милосердно коротких. Майлз был чрезвычайно впечатлен изяществом, красотой и проникновенностью где-то первых десяти выступлений. Декламация, должно быть, является одним из тех значительных и строгих суровых испытаний, вроде приведения к присяге или церемонии бракосочетания, объем приготовлений к которым дико перевешивает сам момент их воплощения. Особое внимание придавалось движениям, голосу и незаметным вариациям того, что в глазах Майлза казалось одинаковыми белыми одеждами. Но понемногу Майлз начал примечать идейные повторы, клише и к тринадцатому чтецу его глаза стали шарить по сторонам. Больше чем когда-либо Майлз хотел бы видеть рядом Айвена, чтобы пострадал с ним за компанию.

Маз шепотом отпускала редкие комментарии или интерпретации, которые помогали отгонять наползавшую сонливость — Майлз не выспался этой ночью. Все сатрап-губернаторы неплохо изображали сосредоточенных и внимательных слушателей, за исключением древнего губернатора Мю Кита, который скатился до откровенной скуки и, сощурив глаза, сардонически поглядывал на младшее поколение, то есть на всех остальных присутствующих, в разной степени вспотевших. По крайне мере, выступления старших и более опытных, по мере их появления, были лучше по исполнению, если сами стихи не обязательно были лучше предыдущих.

Майлз размышлял о характере лорда Икс, пытаясь сопоставить его с каждым из представленных перед ним лиц. Убийца-изменник обладал некоторым тактическим гением. Поставленный перед неожиданной возможностью обрести власть, он стремительно решился на рискованную попытку, разработал план и нанес удар. Как быстро? Первый из сатрап-губернаторов лично прибыл на Эту Кита всего за десять дней до Майлза с Айвеном, последний — всего четыре дня до них. Иэнаро, как наконец сообщил посольский отдел безопасности, собрал свою скульптуру всего за два дня по чертежам, доставленным ему из неизвестного источника, заставив своих миньонов работать круглые сутки. Ба Лура могли подкупить только после смерти его госпожи, случившейся три неполных недели назад.

Пожилой хаут и не подумает действовать без плана, вызревавшего в течение десятков лет, беспроигрышной надежности. Старая императрица тому свидетельница. Они воспринимали время не так, как Майлз, он был в этом совершенно уверен. Вся цепь событий указывает на… молодого. Или же молодого духом.

Противник Майлза, должно быть, находится в любопытном умонастроении. Он человек действия и мгновенных решений. Но сейчас он вынужден лежать смирно и ничем не привлекать к себе внимания, понимая при этом, что все больше и больше похоже на то, что смерть ба Лура не пройдет как самоубийство, как планировалось. Он вынужден сидеть тихо на своем банке и Великом Ключе до тех пор, пока не пройдут похороны, когда он сможет тихо отправиться назад на свою пленарную базу, потому что поднять восстание отсюда он не может; перед тем, как улететь, он ничего не приготовил дома для этого заранее.

Так отошлет ли он Великий Ключ или же оставит его при себе? Если он уже отослал его в свою сатрапию, Майлз серьезно влип. Вернее, очень серьезно влип. Но пойдет губернатор на риск потерять символы власти по дороги? Разумеется, нет.