Освобожденная от своего содержимого, комната выглядела еще просторней, чем всегда. Ирэн без всякого смущения разглядывала ее, лишь изредка бросая на Камиля вопросительный взгляд, когда собиралась перевернуть раму или поднести к свету полотно, которое хотела рассмотреть поближе. Камиль, сам того не желая, уселся именно там, где сидел отец, когда бывал здесь один. Ирэн говорила о полотнах, и точность ее замечаний удивила Камиля, а потом надолго остановилась у одной из последних работ Мод, неоконченной: глубокие красные тона, нанесенные чуть ли не с яростью. Ирэн держала картину в вытянутых руках, и Камиль видел ее только со спины. Мелом Мод написала своим крупным размашистым почерком: «Безумная боль».
Одно из редких полотен, которым она соизволила дать имя.
Когда Ирэн опустила руки, чтобы поставить картину на место, она увидела, что Камиль плачет. Она прижала его к себе и долго не отпускала.
Больше он туда не возвращался.
— Я подумаю, — выговорил наконец Камиль.
— Все будет, как ты хочешь, — ответил отец и медленно допил кофе. — В любом случае деньги твои. Для твоего сына.
Мобильник Камиля оповестил об эсэмэске от Луи: «Ламбера нет в гнезде. Оставить засаду? Луи».
— Мне надо идти, — сказал Камиль, вставая.
Отец, как обычно, с недоумением посмотрел на него, — казалось, его удивляло, что время так быстро проходит и сыну уже пора уходить. Но в голове Камиля всегда звенел странный звоночек, с точностью до секунды подсказывавший, когда пора прощаться. И с этого момента он не мог усидеть на месте, до такой степени ему нужно, просто необходимо было уйти.
— А насчет журналиста… — начал отец, вставая.
— Не беспокойся.
Мужчины обнялись, и через несколько секунд Камиль уже был на улице. Когда он поднял голову к окнам отцовской квартиры, то без удивления увидел самого старика: облокотившись о перила балкона, тот прощался с сыном легким движением руки, которое часто заставляло Камиля думать, что придет день, когда он увидит отца в последний раз.
8
Камиль перезвонил Луи.
— Мы тут выяснили кое-что новенькое о Ламбере, — сказал Луи. — Он вернулся к себе в самом начале условного срока, второго числа. Как говорят соседи, у него все было в порядке. По сведениям его знакомого, некоего Мурада, дилера из Клиши, Ламбер собирался уехать, это было во вторник. Вместе с Даниэлем Руае, головорезом, о котором тоже ни слуху ни духу. С тех пор ничего. Мы организуем засаду у Ламбера.
— Густав в самом ближайшем времени постарается подстраховаться. У нас два дня, никак не больше. Потом Ламбер исчезнет надолго…
Они обсудили распределение групп, которые должны будут сидеть в засаде там, где Ламбер мог появиться. Определили два наиболее вероятных места. Чудо или дань настойчивости — в любом случае Ле-Гуэн знал, что команда Камиля слишком малочисленна, чтобы выполнить такую задачу, — но Камиль получил во временное распоряжение еще две группы, координировать действия которых было поручено Луи.
9
Он выложил на рабочий стол стопку книг: «Реквием по мафии», «Холм самоубийц», «Блюзы Дика Контино», «Убийца на дороге», «Подполье», потом «Лос-анджелесский квартет», состоящий из четырех частей: «Черная Далия», «Большое Нигде», «Секреты Лос-Анджелеса» и «Белый джаз». И наконец, «Американский таблоид».[26]
Он выбрал одну наугад. «Белый джаз». Но случайным его выбор не был. На обложке красовался женский портрет, до странности напоминавший портрет Черной Далии. Линия, стиль рисунка и женский типаж были общими на обеих обложках, разве что у второй женщины лицо было более круглое, прическа более пышная и тщательнее сделанная, макияж ярче и серьги в ушах. Иллюстратор изобразил немного вульгарную голливудскую женщину-вамп, отказавшись от более спонтанной манеры, которой он придерживался, чтобы передать образ Черной Далии. Камиль еще не рассматривал всерьез возможное сходство трех молодых женщин. Если без особой натяжки можно было сравнить Эвелин Руврей и Жозиану Дебёф из дела в Курбевуа, то что общего могло быть у них с малышкой Мануэлой Констанзой из Трамбле?
На обложке папки для бумаг он набросал три слова, добавил «Луи» и дважды подчеркнул.
— Замысловатая задача…
«Замысловатая»… Как только Луи удается использовать подобные выражения, просто уму непостижимо.
— Это тебе. А это мне, — сказал Камиль, разделив книги на две стопки.
— Ага!
— Мы ищем большую квартиру, двух изнасилованных и изрезанных на куски женщин. Надо постараться читать по диагонали.